Иногда я называю ЗЭС эффектом бабочки в честь эффекта бабочки. Это идея, что бабочка, хлопая крыльями на Амазонке, может вызвать шторм в Австралии месяц спустя. В чем-то таком сложном, как погода или мозг, нечто маленькое с течением времени может иметь усиливающий эффект. То, что начинается как незначительное событие в школе, может перерасти во что-то реально значительное в зрелом возрасте. Чем больше что-то происходит, тем больше наш мозг верит, что это вновь повторится.

В ситуациях, не связанных с ЗЭС, мозг будет обновлять ранние решения на основе того, что он узнает дальше. Например, я регулярно вхожу в комнату, наполненную людьми, которые ждут, чтобы я их учил. Когда я захожу, я чувствую волнение, ну, и счастье. Так было не всегда. Когда я впервые начал преподавать, мои ноги буквально тряслись по дороге в класс. Я любил преподавать с самого начала, но входить в комнату, полную людей, и быть центром внимания было испытанием. Я был не один такой. Опрос показал, что самым большим страхом для американцев был страх публичных выступлений, за которым следовал страх смерти. Как заметил Джерри Сайнфелд, человек, произносящий надгробное слово на похоронах, сам бы хотел оказаться на месте того, кто в гробу. Мой мозг явно видел какую-то угрозу в классе. Позже, когда я уже привык к преподаванию, мой мозг не создавал такой же ответной реакции. Почему мой мозг обновил мою ответную реакцию, а мозг Лизы нет? Кажется, что когда событие регистрируется как эффект бабочки, его цель – «починить» ответную реакцию. Ваш мозг скорее предпочел бы предпринимать то же ошибочное действие сотни раз, нежели один раз не ответить той опасности, которую несет ЗЭС. Мой первоначальный страх перед группой скорее всего был исключительным следствием того, что я интроверт. Оно не усугублялось ЗЭС, как у Лизы, поэтому мой мозг смог обновить значение опыта в положительное русло, когда я расслабился и приобрел уверенность. Иногда, как в случае Лизы, наше прошлое продолжает с нами случаться. Но мы можем это изменить. У нас есть возможность переписывать прошлый опыт.

Христианская идея о том, что человек рождается грешным, оказала влияние на нашу культуру на довольно продолжительное время. Мы легко миримся с мыслью, что с нами от природы что-то не так. Интерпретация Фрейда не помогла. Идея, что у нас есть непристойная, бессознательная сторона, сражающаяся за самовыражение, так и норовящая делать ужасные вещи, как только наше Эго повернется спиной, превращает жизнь в продолжающуюся битву внутри нас самих. Я предлагаю нечто принципиально другое. Я предполагаю, что мы рождены для роста.

Все, что вам нужно, это любовь.

Гил Бойн, у которого более 50 лет клинического опыта, был одним из самых известных гипнотерапевтов двадцатого века. Еще в середине 1970-х он помог молодому, испытывающему затруднения актеру Сильвестру Сталлоне преодолеть творческий кризис. Несколько месяцев спустя этот актер написал «Рокки». Мне повезло, Гил был моим наставником и другом. За свою клиническую карьеру он пришел к выводу, что человеческая раса страдает от универсального, ограничивающего убеждения, что мы все, кажется, миримся в детстве в той или иной степени с осознанием, что мы нелюбимы или недостойны любви.

Я много лет не соглашался с его заключением. В настоящее время мне трудно с этим спорить, потому что я часто это вижу не только у моих клиентов, но и у людей, с которыми сталкиваюсь в повседневной жизни.

Наша защитная реакция развивалась, чтобы справляться с угрозами, с которыми наши предки сталкивались миллионы лет. Эти угрозы возникают в двух основных вариантах. Первое, очевидное – физическая угроза нашей жизни. Второе – угрозы нашему социальному благополучию. Если посмотреть на нас, то мы достаточно слабы по отношению к тем, кто на нас охотился, или даже к тем, на кого охотились мы. В действительности мы должны были быть легкой добычей. Что нас спасло, так это наш большой мозг. Он дал нам простор для сотрудничества и позволил объединять силы с другими, что выровняло наши шансы. Будучи скитающимися группами охотников-собирателей, мы научились ладить и процветать. Мы также узнали, что в случае раздора и потери связи и отношений со своим племенем, нас исключали из группы, что приводило к неминуемой гибели. Чем больше вас ценили или любили другие, тем ближе к теплоте костра вы сидели, тем больший кусок туши вы съедали и вам предоставлялся больший выбор партнеров. Наш социальный статус был важен. Как и сейчас.