Повернулась к нему спиной, тихо роняла слезы на подушку, вспоминала каким он был сегодня. Как целовал, улыбался. Неужели я его потеряла?

Утром проснулась в отличном расположении духа. Все по тому, что ночью Миша обнимал меня как прежде. У нас все хорошо. Он не может без меня.

Так сладко спала, что не слышала как зазвенел будильник, как Миша ушел в душ.

Ему же рано на работу! Бегом побежала на кухню, надевая по дороге халат.

Готовила его любимую овсянку с черносливом и грецкими орехами, напевая песню.

Спустилась Оля. Щеки горят румянцем. Она все еще скованно чувствует себя в нашем доме, как запуганный дворовый котенок, который привык жить в подвале, а от людей получал только пинки.

– Ты чего встала в такую рань?

– В больнице будили в это время, чтобы измерить температуру. Привыкла.

– Будешь кашу? – положила в тарелку Миши, достала для себе греческий йогурт и налила зеленый чай.

– Не люблю кашу.

– Тогда выбери себе что хочешь.

Она открыла двухдверный холодильник.

– Ого! Сколько тут еды! Тетя Лена, можно брать что хочешь? И колбасу с сыром?

– Бери, – рассмеялась.

Когда Миша в деловом костюме спустился в кухню, мы уже позавтракали. Оля, глянув на него, покраснела и намазала на хлеб майонез с кетчупом, положив поверх всего этого непотребства колбасу и сыр.

– Доброе утро! – улыбнулась мужу. – Завтрак готов.

– Не успеваю, – подошел, чмокнул меня в щеку и нахмурившись посмотрел на Олю. – В другой раз.

Засмущал девочку еще больше.

– Я в комнате поем, – схватив бутерброд и кружку, убежала наверх.

– Ты должна ей объяснить, что есть нужно на кухне.

– Ты из-за нее?

– Нет. Не придумывай, Лен. Я побежал, – схватил с тарелки яблоко и ушел, громко хлопнув дверью.

Я осела на стул. Он такой же холодный и чужой, каким был вчера вечером.

Решив проучить Лену, не думал, что это станет настоящим испытанием для меня. Я стараюсь быть холодным, отстраненным, но это дается с трудом.

Лёся ластится ко мне, целует.

Такая нежная, раскаявшаяся. Родная.

Но что это изменит? Даже признав свою ошибку, Лёся ни за что не выкинет сиротку на улицу.

Пытаюсь сосредоточиться на отчетах, планах продаж, но не могу вникнуть в суть. Цифры хороводом проносятся в голове, сгорают в огне желания. Змей уже приподнял голову и настойчиво подсказывает мне, что мы могли бы наказать Лену по-другому. Жёстко. Так, чтобы утром встать не смогла и глупые идеи, как превратить наш дом в общежитие, напрочь пропали из хорошенькой головы. Показал бы кто в этом доме босс.

Но я его пошлые идеи мужественно отвергаю. Эдак Лена еще войдет во вкус и будет специально идти против меня.

Спать приходиться на животе. Лёся не сдаётся, жмется ко мне грудью, царапает твердыми сосками, шелк ночнушки не спасает от того, что я чувствую ее, мечтаю сжать покусать острую вершинку, зализав языком.

Целует так нежно, что просто пиздец. Матрас проткнуть могу. Но держусь, крепко сцепив зубы.

Сложнее становится, когда Лена отворачивается и плачет, тихо всхлипывая. Теперь я чувствую себя виноватой. Хочется прижаться к ней, сказать что все хорошо и не злюсь больше. Но это не так. Она большая девочка, у нас взрослая дочь и Лена должна понять, что слезы ничего не изменят. Я не хочу повторения подобной ситуации в будущем, а если Оля останется в нашем доме, – уверен, подобное повториться и не раз.

Этот бой мне дался не без потерь неверных клеток и приобретенной от неудовлетворенности раздражительности. Но во сне я не владею собой.

Змей взял власть над разумом и притянул меня к ней. Проснулся от того, что сжимаю грудь, а член упирается в промежность, пульсирует болезненно.