Поэтому нет никакого смысла говорить о виртуальном мире с сознательными обитателями в нем, которыми руководит высокоразвитый программист из другой реальности, которые не более чем марионетки, неспособные ни к какому развитию. Но развитие в известной нам среде невозможно отрицать.

К тому же, материалист Бостром не смог ответить на вопрос: откуда взялся самый первый программист?

Действительно, взяться ему было неоткуда, кроме как из самодвижущейся материи, которая непонятно как произвела этого сверхумного программиста, тем более что никто из материалистов не объяснил, каким образом эта материя появилась из ничего в состоянии самодвижения.

То есть гипотеза Бострома о конструировании человека и человечества на манер одноразовых солдатиков неким программистом не выглядит состоятельной.

Кроме Энгельса и Бострома о роли труда в возникновении человека в соответствующих сообществах и его роли в поступательном продвижении человечества было сказано очень много, но, как говорится, «воз и ныне там».

Причина этого состояния дел в столь важном аспекте, надо полагать, заложена в недостаточном внимании к довольно-таки явному различию между сознанием человека и сознанием любого иного существа, а также между коллективистским сознанием сообществ человека и коллективным сознания сообществ прочих живых существ.

Итак, в чем же состоит основное отличие прекрасно организованного труда, например, муравьев, ради собственного жизнеобеспечения с четким распределением работников по определенным нишам для выполнения необходимых сообществу функций, от трудовых обязанностей человека? И почему для исполнения своих функциональных обязанностей муравьям не требуется даже индивидуальных мозгов, которые, правда, заменяет система довольно сложных внутренних связей – их выполняет в данном случае нервная система, – и внешних связей – сигнальных, на полевой основе?

В сущности, соображения и действия муравьев определяет не что иное как низшая – природная форма сознания в индивидуальной форме муравья – минимально, а коллективной – максимально, приводя соответствующее сообщество живых существ, в зависимости от их уровня развития, постепенно методом проб и ошибок к оптимальному приспособлению сообщества к окружающей среде на основе инстинктов и рефлексов, инициируемых неудовлетворенностью существа тем, что есть, которая у него устремлена на то, чтобы, как минимум, уцелеть, а максимум – изменить свое пребывание в бытии в сторону улучшения питания и организации более безопасного существования.

При этом, часть этих поначалу примитивных сообществ может достигнуть настолько оптимальной организации своих усилий по адаптации к среде, что так и останавливается на ней, вполне удовлетворенная данной позицией, то есть консервируясь в ней. Кроме муравьев или термитов этим свойством отличаются пчелы и кораллы. Правда, о дальнейшем развитии и совершенствовании в этом случае можно забыть.

Однако другая часть живых существ идет по пути разбиения на две основные группы – стадных, которые пассивно пасутся, потребляя ту или иную флору, и более активную группу существ – хищников, которые потребляют уже не растения, а самих стадных, получая тем самым в создавшемся антагонизме и вместе с тем некоем вынужденном слиянии обеих групп, а также при конкуренции хищников, импульс к собственному усложнению и развитию, которое идет уже довольно быстро, добираясь в итоге до приматов, которые заняли, своего рода, промежуточную позицию, являясь и травоядными, и хищниками по энергетическому потреблению.

То есть приматы умудрились как бы «двух маток сосать», соединяя оба вида потребления, и вместе с тем – пассивность в форме ленивого времяпровождения, когда пища имеется в изобилии, с активностью в виде бурной деятельности, стимулируемой голодом или ухудшившимися природными условиями.