– Ни хрена, – откликнулся Крячко. – Похоже, ушел гаденыш.

– На всякий случай обойдем здание по периметру. Ты справа, я слева.

– Понял тебя, старик. Иду.

Лев повернулся к мадам Бордо:

– А вы оставайтесь на месте, дамочка. И никакой самодеятельности. Ясно?

– Ясно, – покорно ответила Татьяна.

Маленькая круглолицая горничная с темным пушком волос над верхней губой, то ли казашка, то ли калмычка по национальности, долго и пристально вглядывалась во врученный ей Коневым фоторобот. Наклоняла голову вправо, затем влево, разглядывая портрет под разными углами. Лейтенант терпеливо ждал, перекатывая на зубах уже лишенную всяких вкусовых качеств жвачку.

Опрос двух молоденьких «боев» восемнадцати лет, трудившихся на входе в ночную смену, ничего толком не дал. Оба лишь подтвердили слова Бурмистрова и не сообщили Коневу ничего нового. Мужчина во всем черном заселился в «Лотос» в районе половины двенадцатого ночи. Багажа при нем не было. Один из «боев», правда, утверждал, что на клиенте, помимо всего прочего, была еще и черная бейсболка с символикой хоккейного клуба «Лос-Анджелес кингз», но его коллега напрочь отрицал этот факт. Впрочем, на общую картину это никак не влияло. Ни один из «боев» не видел, как тот же мужчина покидал пределы отеля.

– Нос мелковат, – после длительного раздумья сообщила горничная.

– Что? – не сразу врубился Конев.

– Я говорю, нос мелковат как-то, – повторила женщина. Она еще раз повернула голову набок, приглядываясь к фотороботу. Слегка прищурилась. – Да… Точно мелковат. У этого, из триста шестнадцатого, нос был гораздо крупнее. Большой такой нос. Не по длине, а по ширине… Вы видели, какой нос у этого французского актера?.. Ну, который теперь у нас в России живет… Забыла его фамилию…

– Депардье, что ли? – уточнил Конев.

– Да. Точно. Депардье. – Маленькая горничная радостно ощерила мелкие крысиные зубки в счастливой улыбке. – Вы видели его нос? Его же в кино часто показывали крупным планом…

– Видел.

– Вот. У этого, из триста шестнадцатого, нос был почти такой же. Большой. Широкий. А в остальном похож…

– Вы видели этого человека? – тяжело вздохнув, спросил Конев.

– Конечно. – Горничная вернула оперативнику фоторобот. Пригладила рукой и без того прилизанные короткие волосы. – Как только он заселился в номер, Леня сообщил мне, и я принесла в триста шестнадцатый чистые полотенца. Евген Евгеныч против того, чтобы мы подолгу держали в пустых номерах чистые полотенца, они тогда уже не пахнут свежестью. А Евген Евгеныч просит, чтобы все пахло свежестью. И чистотой. А номера ведь подолгу могут оставаться пустыми. И мы туда полотенца не носим… Постель – это одно, а полотенца – совсем другое. Они быстро теряют свежесть. Очень быстро…

– Ясно. Насчет полотенец я все понял, – сдержанно произнес Конев. – Вопрос в другом. Потом вы еще видели этого мужчину?

– После того, как поменяла полотенца?

– Да. После.

– Нет, не видела. В ночную смену работать хорошо. Никакого аврала, никакой суеты… Если никто не заселяется, конечно. Как в случае с этим, из триста шестнадцатого. Но в этом случае портье предупреждает по внутреннему телефону… Так что когда я отнесла полотенца, то спустилась к себе и немного вздремнула. До тех пор, пока не случилось все это…

– А «к себе» – это куда? – уточнил Конев.

– В комнату для горничных. Это на нулевом этаже. В подвале, говоря простыми словами.

– И на третий этаж вы больше не поднимались?

– Пока вы меня не позвали, нет. А зачем?

– На этаже есть еще постояльцы?

Горничная растерянно огляделась по сторонам. Двумя пальцами задумчиво разгладила пушок над верхней губой. По центру лба пролегла длинная продольная морщина.