– Черт… Слушайте, в моем мобильнике прошел глюк! Он вас сам набрал! Не я. Короче, этот звонок – ошибка, неисправность моего аппарата. Я не собиралась вам звонить. И я хочу сказать, что я не сплю и не встречаюсь с менеджерами, агентами и работодателями. Поэтому все ваши попытки приударить за мной, а потом шантажировать – не прокатят. Любое домогательство – и я подам на вас жалобу! И никакой контракт меня не удержит!


– Моя жена умерла… – Доносится из трубки, я замираю на вдохе.


В трубке слышно позвякивание с журчанием и шорох. Наверное, выпил залпом свой «антидепрессант».


– Мои соболезнования. – Выдавливаю из себя, понимая, что как-то нехорошо получается:


у человека горе, а я его причисляю к мудакам фэшн-индустрии.


– Вообще-то, она ушла от меня месяц назад! Мы должны были развестись. Уже готовы были документы, а вот сегодня узнал, что зря тратился на адвоката.


Шутка дебильная, если честно. Я не рассмеялась, в отличие от него. Его смех был не веселый, горький и пьяный.


– Она ушла тогда. Мы крупно поссорились. Я тогда заорал, чтоб она сдохла, что ни копейки не получит… Я не думал тогда…


– Да ладно вам, мистер Монтгомери! Все мы иногда дерьмо! Сколько я раз желала смерти Нортону или своей подруге! Ничего! Оба живы!


– Джеймс…


– Что? – Не понимаю, почему он назвал свое имя.


– Называйте меня, Джеймс. Хорошо, Изабель?


– Окей.


Я не предлагаю в ответ называть меня Иза или как-то еще. Я понимаю, что ему стоит выговориться, и, если честно, мне его жалко. Но это не повод для сближения. Хотя его грустный голос словно обволакивал меня и очаровывал.


– Я думаю, она была хорошим человеком, раз… – Начинаю я в ответ, но Джеймс хохочет.


– Она была шлюхой! Та еще блядь! – Неожиданно резко гаркает он. Затем снова слышится звук стекла и всплеск. – Я ее постоянно ловил с любовниками. Последний раз застукал с собственным братом! Мой брат трахал ее прямо у нас в кровати.


И слышится в трубке тяжелый глубокий глоток. Наверное, либо виски, либо джин пьет. От услышанного, да еще в такой форме, которое совершенно не вяжется с воспоминанием о Джеймсе, я не выдерживаю и хрюкаю от смеха.


– Вы смеетесь? Вы смеетесь!


Я резко замолкаю, боясь реакции с его стороны. Хочется всё отрицать. Но тут же беру себя в руки: вот еще оправдываться!


– Знаете, за те пару минут, которые мы с вами разговариваем, я ничего хорошего не услышала о ней.


На том конце повисает пауза, а затем тихий успокоившийся голос Монтгомери:


– А в ней не было ничего хорошего. Жадная, неверная, любила только деньги.


– Теперь она мертвая. – Напоминаю я.


– Мертвая жадная шлюха…


Я снова не сдерживаюсь и прыскаю со смеха. Но Джеймс смеется вместе со мной.


– Знаете, Изабель, я ее любил. – С горечью произносит он на том конце. – Не знаю… Когда я ее встретил, мне было все равно, что ей нужны деньги, чем я сам… Она была красивая! Ноги, тело, волосы…


На меня резко накатывает жуткую усталость, давящая на слипающиеся веки. Вот уж слушать нытье о его дурости и как он любил ее я не собираюсь! В конце концов, пора спать. Словно прочитав мои мысли, Джеймс громко вздыхает:


– Я вас задержал. А уже поздно.


– Да, уже второй час…


– Спасибо вам, Изабель! – И отключается.


Я глазею на потухший дисплей. Разговор как начался неожиданно, так же неожиданно закончился. Вот ведь! Пьяный идиот! Может и к лучшему, что позвонил? По крайней мере, дружеские отношения с начальством мне не подпортят карьеры.


Я прислушиваюсь. В доме стоит странная мертвая тишина, будто звуки уснули, даже машин проезжающих не слышно. Я замираю в этом вакууме. На мгновение меня берет паника, что я оглохла, поэтому судорожно веду рукой по одеялу. Услышав легкий шорох по ткани, я успокаиваюсь. Просто все спят.