– Боже мой, Дерек! Что ты рисуешь? – он продолжал смеяться (этот смех я запомнил на всю жизнь. Такой гармонический, но ехидный). – Скажи мне, тебе больше нечего рисовать?

– А ну отдай! – сердито ответил я.

– А если не отдам, что будет? – он дерзко посмотрел мне в глаза.

В порыве злости я произнес нецензурное слово, что считалось дурным в нашей семье. Конечно, мы ведь высший свет и должны держать себя по-королевски, а такие манеры нам не присуще! Теперь-то я был уверен в том, что отец мне закатит хорошую трепку. Брат остался этим доволен и поспешил покинуть мою комнату. «Жаловаться побежал!» – подумал я.

…И действительно, вечером вся семья собралась в гостиной, чтобы посмотреть на то, как отец меня будет отчитывать.

– Ты что же, щенок!.. Я смотрю ты совсем от рук отбился?! – он еле сдерживал ярость, и я понимал, что одно лишнее слово только усугубит ситуацию.

– Что ты хочешь? – я дерзко смотрел ему в глаза.

– Прекрати! Слишком взрослый стал?! – крикнул он.

– А тебе-то что?!

– Так, послушай меня, щенок, еще одно слово с твоей стороны, и ты отправишься в детский дом!

– Да хоть в психушку меня отправь, там и то лучше будет! – сказал я, не выдержав того, что на меня давят.

– Да как ты смеешь так разговаривать с отцом?! – вмешался брат. Впрочем, я был не удивлен. Брат всегда поддакивал отцу, тем самым получая расположение с его стороны.

– А тебя вообще никто не спрашивал, идиот! – я был на столько зол, что готов мне вдруг захотелось вцепиться в него, а быть может, даже убить его.

Мое поведение окончательно вывело отца из себя.

– Решено, – сказал он, но на этот раз голос его звучал совсем тихо, – ты отправляешься в психиатрическую клинику.

– Правильно, папа! Ему уже давно пора бы подлечиться.

Но тут произошло то, чего я совсем не ожидал.

– Джеймс, – раздался голос матери, – но это слишком жестоко!

– Ничего страшного, ему полезно будет. Зато когда вернется, он станет шелковым ребенком.

Я знал отца как никто другой. Он был человеком упрямым. Если он сказал, значит, так оно и будет. Мне не оставалось ничего другого, как надеяться на то, что он смягчится и передумает.

***

Однако, через два дня после принятия решения отцом, у крыльца нашего дома стояла машина. Да, та самая, на которой меня должны были увезти. В тот день вся семья, словно в цирке собралась у крыльца, чтобы посмотреть на то, как меня будут увозить. Отец и мать крепко держали меня под руки и держали до тех пор, пока ко мне не подошли двое людей и не взяли меня так крепко, что адская боль охватила мои руки. Я тут же начал вырываться, но сил моих хватило ненадолго. Еще бы! Я всего лишь ребенок!.. Минутой позже, меня, словно щенка, грубо закинули в машину и поспешили запереть замок. «Меня закрыли!» – эта мысль вызвала во мне новый прилив ярости. Я поднялся с места и тут же начал бить кулаками по двери, думая, что скоро им это надоест, и они отпустят меня. Я, конечно, понимал, что это глупо, но решил не сдаваться до последнего. Но этого не случилось. Скоро силы покинули меня, и теперь я просто смотрел в окно на людей, которые отныне перестали быть для меня семьей. Отец и мать держались за руки. Брат и сестра довольно улыбались. Их лица так и говорили мне: «Ну наконец-то мы от тебя избавились!»

…Год, что я провел в психиатрической клинике, был для меня самым мучительным и тянулся бесконечно. Но именно здесь, среди всех умалишенных я научился себя контролировать. Первое время я сходил с ума, но медленно научился держать себя в руках. Когда же ночь сменяла день, я начинал страдать: плакал тихо у себя в камере или же бил стены кулаками, а иногда случалось и такое, что начинал кричать. Днем я сидел тихо-тихо, что даже охранник проверял, не сбежал ли я? Нет, я никуда не собирался бежать, ибо знал, что у меня все равно не получится. Но зато у меня получалось копить в себя злость, а потом выплескивать ее наружу. Часто я представлял себе то, как через несколько лет (когда стану взрослым), приду к отцу на завод. Тихо,, подобно настоящему убийце, поднимусь к нему в кабинет, открою дверь, предварительно достав пистолет из внутреннего кармана куртки и зайду в кабинет. Недолго думая, прицелюсь прямо в голову, но не сразу выстрелю. Я долго буду смотреть ему в глаза. Он же, в свою очередь, тихо, по-старчески поднимется с места, посмотрит на меня и произнесет: «Дерек, сын мой, подожди же, ты не можешь меня взять и вот так просто убить!» «Ну почему же, – отвечу я, – ты же смог меня сдать в клинику!» «За что? – в его глазах вдруг появится нотка страха. – Все что я делал, это для тебя. Я хотел, чтобы из тебя вырос нормальны человек!» «А так получилось, что вырос зверь!» – с этими словами нажму на курок. В следующее мгновение услышу глухой стук, упавшего на пол тела. Отец – он мертв. А затем тишина – давящая на меня со всех сторон тишина.