Военная машина?

Да. Это все их машины. И уже чистая-чистая улица, можно было ходить. Уже люди ходили. То есть это очень быстро проводилось. Эта чистка, у них все было отрегулировано. Потому что они не впервые и не в одном месте расстреливали.

Расстрелы регулярные были.

Да. Им нужны были мужчины. Может, они, когда облаву делали, мужчин и не расстреливали, таких вот нужных. В сторону, в сторону их, а расстреливали ненужных.

Что с нужными делали?

Нужные… Я не знала, но я читала это в газете потом, они их направляли в Освенцим строить концлагерь. И первые узники – это были те, которые строили концлагерь. Их потом всех уничтожили там же, чтоб они даже не могли выйти оттуда.

Поскольку сами строили, и все они это знали.

Там написано было, что они не только с Варшавы брали, они брали еще и с других городов. Искали мужчин, которые могли строить. Потому что огромный концлагерь построили. Огромный. Значит, строить надо было это все, а строили кто – местные мужчины. И всех их потом, там написано было в газете: «Первые узники концлагеря Освенцим были поляки-мужчины, которые строили этот лагерь».

Вы оказались в том же концлагере?

Но до концлагеря еще было…

Восстание?

Дело в том, что они бесчинствовали в Варшаве. Вытворяли бог знает что, ловили людей. Я говорила, что в центре Варшавы был концлагерь. Мучили всех. Они же не принимали ничего, они делали свое дело, немцы. Мы-то не понимали этого. Но, мы были «харцерки». У нас были желтые галстучки.

Это пионеры?

Это, по-русски – пионеры. Харцежи (прим.: харцеры) были. Мы ходили, ездили со школьниками иногда в лес. Нас учили, как прятаться. Но не стрелять, мы не умели стрелять. А просто такие игры были. Мы со школьниками, когда постарше были, ездили. И харцежи сказали, что вы как защитники. Ну, какую-то работу… я поняла уже потом, нам поначалу не говорили, для чего. Но вот эту работу вели с нами, с детьми, что мы должны уметь защищаться. И когда начались война, мы как раз были у тети.

На лето, пока вы в оккупации продолжали выезжать?

Мы ездили к тете. Тетя жила на окраине Варшавы, на Воле (прим.: Воля – район Варшавы, расположенный в западной части города). Там были сады. Как тут в Подмосковье.

Это был частный дом?

Да, небольшие дома были, жили люди, у каждого были свои сады.

Дом с участком был.

Да. И там недалеко было кладбище. Мы приезжали, и собирались дети нашего возраста. Мы всегда играли. Мы знали друг друга кто приезжал. Во что играли? В прятки играли в основном. Какие-то другие игры. И девочки прятались, а там очень много было таких… «кшаки», как по-польски говорят. «Кшаки» – кусты большие. Сирень была. А мальчишки нас искали. Человек десять нас собралось с разных дворов. С девочками мы прятались в кустах, а тетя наша была дома. У нее еще был маленький девятимесячный ребенок – Павел. Наш двоюродный брат. Мы приезжали к ней всегда, отдыхать. Там недалеко было кладбище. Русско-польское кладбище и там хоронили с 1800 года. Были гробницы. Раньше хоронили в гробницы, статуи были. А я человек искусства, меня очень интересовало все это, как там хоронили.

Это, может быть, склепы?

Склепы. Там же не в землю хоронили, а раньше хоронили людей в металлических гробах. Я помню, когда папу хоронили.

Четыре года вам было.

Да. Вот это я помню. Я только не поняла, что он умер… когда положили в гроб и стали закрывать крышку, оловом, запаяли. Паять дерево не могли. Это я уже потом сообразила. Значит, естественно, был гроб, металлический. Из какого-то недорогого металла. И там такие гробы стояли в склепах. Когда мы с одной девочкой, не с Людвикой, мы с подружкой ходили по кладбищу. К тете приезжали и ходили на кладбище смотреть эти красивые памятники. В склепы спускались, там гробы стояли. Я не боялась, просто интересовалась всем этим.