Ангар в районе Серпухова, заброшенный военными, достался фирме «Параллакс» абсолютно даром. Ибрагим говорил, что все это благодаря русской бесхозяйственности. Дескать, бросили хорошее место, удаленное от жилья настолько, что случайные прохожие не лезли не в свое дело – чем, дескать, тут у вас пахнет?

В ангаре с обшарпанными стенами и протекающей крышей круглый год было душно и смрадно, под потолком летали мухи. Эти же мухи с интересом исследовали костную муку и сухое молоко, детскую присыпку и поливитаминную смесь, которую изготавливали из мела пополам с аскорбиновой кислотой. Пахло тут и в самом деле довольно неприятно. Игорь как-то терпел, а вот женщины работали в респираторах. Помимо производства здесь же находился склад лекарственных отходов, хотя сотрудники подшучивали, что производство-то у них как раз безотходное: в дело шло все, лекарства из просроченных ампул переливались в большие колбы, а потом запечатывались в новые ампулы с новенькой маркировкой, гарантирующей еще долгую жизнь лекарствам. Таблетки перетирались в порошок и формировались заново.

– Что-то у тебя сегодня смесь больно рассыпчатая, – пихнула Зухру Анна Ивановна, – наверное, мука отсырела? Я говорила Ибрагиму – заделай ты крышу, ну не можешь сам – давай моего мужа позовем, так нет!

– Тихо! – зло прошипела Зухра. – Тут вместо молока – мел!

– Как – мел? – тоже перешла на шепот Анна Ивановна. – По технологии ведь молоко надо!

– По технологии сама знаешь, что надо. Какая разница, чем людей травить, а у меня хоть ребенок будет чай с молоком пить! Он уже прозрачный весь за зиму стал!

Таким образом, не только разработчики «добавок», но и сами производители вносили коррективы в технологию производства.

В дальнем от работников углу, у самого выхода из ангара, стояли баки с отходами. Рядом с ними курили сотрудники подпольного цеха: на улицу до окончания рабочего дня выходить было нельзя. Мало ли какому шальному военному приспичит мимо проходить – вопросами замучает. Да и вообще – береженого Бог бережет. Обедали за теми же столами, за которыми работали. По сигналу Ибрагима «фармацевты» доставали из сумок завернутые в промасленную бумагу бутерброды или стеклянные банки с каким-то месивом и без удовольствия, только чтобы поддержать силы, поглощали эту немудреную снедь. Биотуалет, который чистили раз в несколько дней, располагался рядом с отходами.

– Вы у меня еще и курить бросите, еще спасибо скажете! – похвалялся Ибрагим. В самом деле, невозможно было долго находиться рядом со зловонными баками. Молдаванин Игорь, куривший скорее не потому, что ему очень хотелось, а чтобы сделать себе очередной перерыв, старался незаметно отойти от баков поглубже в помещение. Иногда у него это получалось, а однажды он даже стряхнул пепел в открытую коробку с костной мукой.

– Что ж ты делаешь! – закричала на него Зухра.

– А, ничего, перемелешь – мука будет, – беспечно сказал Игорь. Надо сказать, он единственный из работников сохранял приподнятое состояние духа, остальные целыми днями были унылы и молчаливы. Потому что понимали, что они делают, и догадывались, чем грозит разоблачение подпольного производства бесполезных и даже вредных лекарств. Но какой у них был выбор? Все фармацевты, занятые в «Параллаксе», жили в Москве и Подмосковье без прописки, на птичьих правах, и работодатель как бы даже делал им одолжение, предлагая работу по специальности и оплату… Ну, скажем так, не ниже того минимума, который необходим, чтобы не протянуть ноги.

День был будний, но для пенсионера и будний день – праздный. А в нынешнем апреле лес стоял уже совсем зеленый, снег сошел рано, и Иван Никифорович Силкин решил сделать первую грибную вылазку. Заядлый грибник, он иронически посмеивался над «ленивой молодежью», которая считает, что грибная пора в подмосковных лесах продолжается с середины июля до конца августа, и знает лишь три вида грибов – подберезовик, белый гриб-боровик да лисички. Ну и, если повезет, в урожайный год приносят из лесу одну-две корзинки опят.