Тем временем дома происходило следующее.
– Долго ж, однако, ехал к своей невестушке, новобрачник херов, – обиженным тоном выговаривала Она Николаю, раздеваясь на его глазах смущённо, как действительно целомудренная невеста в первую свою супружескую ночь, – надо ж, целых полгода! Ох, жизни, жизни-и…
– К-какие полгода? Побойся Бога! Всего-то четыре месяца, бляха-муха.
– Всего-о? Да любая, даже самая честная, на моём месте давно б уже нашла себе другого. И куда бы ты девался тогда с пацанами?
– Н-ну и н-нашла бы, н-ну и ссучилась бы, а мы б не пропали, – сиплым от нарастающего с каждым мгновением интимного возбуждения голосом, уже мало понимая, что говорит, рассеянно ответствовал Николай Захарович, всё менее и менее владеющий собой при виде её постепенно обнажающегося красивого тела. Когда же одна за другой, робко и оттого ещё более дразнительно оголились белые налитые груди с торчащими как у юной девицы сосками и чётко очерченными шоколадно-коричневыми
вокругсосковыми кружками, плоть его совсем уж напряжённо застонала изнутри, и он больше не мог, да и не хотел сдерживаться.
Она же, поначалу настроившись, было, на пассивный, со своей стороны лад в близости с невзрачным женишком, намереваясь по возможности отстранённо позволить ему быстро-быстро утолить его пыл измученного долгим воздержанием здорового мужика, дорвавшегося, наконец, до вожделенного и не запретного с этого момента женского тела, почти моментально, однако, поняла, что бегом да отстранённо не получится – недооценила она «молодого новобрачника». Тот оказался достойным партнёром – крепким, выносливым и опытным настолько, что незаметно для самой себя разохотившись и раскрепостившись, Она лихо скользнула от холодноватой скованности к давно не испытываемому ею безоглядному экстазу. Все её мысли куда-то совсем потерялись, а из чувств оставалось и работало сейчас лишь главное – женское чисто инстинктивное начало…
После одновременного у обоих бурного продолжительного оргазма они, потные, чуть отодвинувшись друг от друга и свободно распластавшись, уже как полноценные муж и жена законно не стесняясь друг перед другом своей наготы, тяжело дыша, медленно, не спеша приходили в себя.
– Н-ну ты, бляха-муха, и даёшь! Наперёд, в другие-то разы хоть кричи потише, а то соседи со всей округи сбегутся, подумают – режут кого, – восхищённо произнёс, наконец, он.
– Да и ты не промах! Хоть и выпимши… – любезностью на любезность отвечала Она. – А тверёзый-то, поди, и не так можешь жару поддать? Попробуем-ка в следующий разок без выпивки? Хочу спытать, каков мой мужчинка в полную силушку.
– Чего-чего?.. – удивлённый и крайне возмущённый таким неожиданно вопиющим умственным невежеством не примитивной вроде бы в остальном постельной партнёрши, Николай Захарович аж присел в кровати. – Да ты, милая, в рот тебе пароход, знаешь хоть, что весь смак, вся изюминка, вся ночная сила и доблесть мужика через это дело, через выпивон, только хлеще становятся? Да ни один султан в свой гарем без ста грамм шагу не сделает! Иначе бабы сомнут его как соломину.
– Что ты говоришь! Они, султаны-то, если хочешь знать, водки и вина совсем не пьют – вера ихняя не позволяет.
– Ну и хрен с ними, с султанами… подумаешь, вера… а я по себе знаю, что лучше, а что хуже, бляха-муха. Да у меня!..
– Ладно уж, вижу, что с твоей «соломиной» всё в порядке. Только где это ты научился так ловко с бабой управляться? Небось, гулял всю жизнь как кобель. Ведь твоя-то, говорят, совсем больная была?
– О ней давай сегодня не будем, – помрачнел он. – А вот я, бляха-муха,