– Как недавно? А в деревне говорят, что давно, – слукавила Маша, пытаясь выпытать правду.

– Ну, с осени, а что?

– Так что случилось-то?

– Сестра его нашлась, – Катя махнула головой, приглашая пойти следом. Подняв ведро, понесла к крыльцу. – Банки вынеси.

Маша резво вбежала в сени, схватила пару трёхлитровых банок и выбежала на улицу. Накрыв чистую банку куском марли, Катя зашептала:

– Год назад после того, как ты уехала, к нам заявилась женщина и сказала, что она сестра дядь Мити, – наклонив ведро, девушка следила, чтобы молоко не пролилось мимо. – Он так обрадовался. Видела бы ты его лицо…

– Ну? И что дальше-то было? – не терпелось Маше.

– Пьющая она оказалась. Старая и пьющая. Побыла у нас два дня, и мамка её выгнала, – наполнив банку, Катя перекинула марлю на следующую. – Отец сначала ругался, а потом и сам начал: раз в месяц, потом в неделю и далее по нарастающей.

– Ничего не поняла, – Маше надоело стоять, и она присела на ступеньку. – И кто ж с этого пить начинает? Глупость какая-то.

– У него ж из родни никого. На войне пропали, а тут – сестра, – продолжая наполнять стеклянную тару, Катя объясняла суть вопроса. – Первый раз с ней выпил, а после её отъезда с соседом наловчился «чаёвничать».

– С дядь Толей?

– Ага. Сама знаешь, как соседский муж по выходным отдыхает.

– А-а, за баян и с песнями по деревне? – догадалась Маша.

– Да. Но самое странное – мамка его не ругает. Молча укладывает спать и уходит убираться в сарае. Сейчас работы в колхозе много, поэтому нам приходится самим всё делать.

– Подожди. А куда он на работу-то устроился?

– В колхозе помогает: сено косить-ворошить, где сторожем позовут, коров попасти и коз. Халтурщик, одним словом, – закончив процеживать молоко, Катя бросила марлю в ведро и подошла к бочке с водой.

– Ха! Действительно, халтурщик, – усмехнулась Маша, не услышав, как Ирина вышла в сени.

– Чего расселась? Огород сам себя не польёт! – грубо отреагировала мать на бездействие дочери. – Хватит лясы точить! Бегом за работу!

Мария нехотя поднялась, взяла лейку и набрала воды.

– Не ругается, значит, на отчима. А батьку гоняла на сеновал, – прошептала себе под нос, поливая грядку с огурцами.

Проснувшись утром от разговоров в кухне, Маша обратила внимание, что Кати уже нет.

– Ох, эта деревенская жизнь, – потянулась девушка и зевнула. – Сейчас начнётся: «Чего разлеглась, петухи давно пропели…»

– Проснулась уже? – в комнату заглянула Катя. – Посиди с Валюшкой. Я сейчас дела доделаю и в магазин. А хочешь, сама сходи.

– Ой, нет. Лучше уж ты, – Маша чувствовала усталость в теле. – А где все?

– Ребята убежали в поле. Мать – на дойку, а отец… – наклонив голову сказала вполголоса. – Сидит на крыльце, взявшись за голову.

– Чего это он?

– Ему всю ночь плохо было. Я слышала, как его тошнило. Видимо, бодяги какой-то обпился.

– А-а, – Маша встала и ещё раз потянулась. – Так ему и надо.

Катя сделала вид, что не слышала последние слова. Задвинув шторы, позвала младшую сестру.

– Валечка, ты покушала? Иди сюда. Побудь пока с Машей, а мне отлучиться надо.

Маленькая девчушка отодвинула пальчиком край шторы и сунула голову.

– Привет, – негромко поздоровалась и улыбнулась. – А у меня вот что есть.

Вытянув руку вперёд, девочка показала кусок цветной ткани.

– Это платочек для куколки.

– Угу, – сквозь зубы процедила Маша и остолбенела. Вглядевшись в огрызок ткани, выхватила его у девочки. – Ты где это взяла?

От хамоватого тона Валя замерла.

– Там, – показывая под кровать пальцем, девочка отошла назад, понимая, что сейчас будут ругать.

– Где? – у Маши вытянулось лицо. Наклонившись, она вытащила из-под кровати чемодан, который оказался открытым.