Лекарства помогли, ходить стало легче, но ощущение присутствия в ноге чего-то лишнего не проходило. Я приписал его своей, сильно развитой мнительности ребенка, выросшего в семье врачей, успокоился и стал жить дальше. Дальше прошло всего три месяца, и как-то на работе я ударился щиколоткой, тем самым местом, об автомобильный порог. Даже не ударился, а скорее чересчур сильно прикоснулся, но ощущение было, что в ногу воткнули раскаленный нож. Утром следующего дня я проснулся, встал, наступил на ногу – и все повторилось в точности. Я снова очутился у бородатого ортопеда, который опять повторил:
– Артрит!
– А ничего, что второй раз за три месяца? – удивился я.
– Случается и не с такими! – произнес он свою сакраментальную фразу, снова выписал ментоловую мазь и таблетки. Но, на всякий случай, назначил кучу проверок. Томограф, ЯМРТ, УЗИ. Потратив пару месяцев, я все это прошел и снова заявился к нему. К тому времени боли в ноге опять успокоились. Врач долго крутил-вертел изображения с дисков на экране компьютера, разглядывал их так и этак. Потом опять завел ту же пластинку: «Артрит!». Дал еще таблеток и отправил восвояси. Так бы все это и продолжалось до печального конца, если бы не доктор Женя.
Он вообще-то человек исключительной дотошности, как следователь (отличное, кстати, качество для доктора). Еще из старой школы, когда врача учили не только следовать протоколам, но и проявлять творчество и думать головой. И потому, если Женя чего-то не понимает, он будет копать и доставать пациента, пока не разберется. И вопрос, почему у молодого 35-летнего мужчины артрит случился дважды за три месяца, заинтересовал его куда больше, чем профильного специалиста. К исследованиям коллеги он добавил томограф костей с радиоактивным контрастом. Что впоследствии и стало решающим фактором в диагнозе.
Спустя неделю после моего визита к тому ортопеду-«коновалу», раздался звонок.
– Сережа, – сказал Женя самым спокойным голосом, на который только был способен – зайди ко мне сегодня.
Я и зашел, не подозревая, начало какому пути положит этот визит!
– Мудак этот ортопед, – без недомолвок заявил доктор, – в упор не видит ничего. И потыкал пальцем в экран компьютера, где светилась мешанина моих костей и мышц: – Вот видишь?
Я, конечно, ничего не увидел, Женя махнул на меня рукой и сказал:
– У тебя в ноге какая-то ХРЕНЬ.
Вот именно так и сказал! После чего добавил:
– Этой самой хрени там быть не должно. Я не специалист в ортопедии, пусть профи разбираются. К этому – тут он сделал паузу, подбирая слово, – ВЕТЕРИНАРУ больше не ходи. Толку не будет. Из тех, кого я знаю, рекомендую обратиться к профессору Сухеру в клинику «Адасса».
Вот с этим диагнозом «хрень» я и пошел к профессору.
«Адасса» оказалась огромной больницей, больше похожей на небольшой город. С множеством зданий, ходов-выходов-переходов, в которых я долго плутал в поисках ортопедического отделения. Я вошел туда, еще не зная, что она станет на какое-то время моим вторым домом.
Профессор Эрвин Сухер оказался сухоньким таким старичком, похожим на сильно постаревшего хоббита. Это я уже впоследствии узнал, что он светило в онкоортопедии и попасть к нему было великим счастьем и большой удачей. К специалисту такого уровня в Москве, например, можно пробиться на прием только через три слоя посредников и за большие деньги. К Сухеру я просто записался по телефону.
Добрый дедушка, посмеиваясь и общаясь со мной на английском (я в стране был только год и на иврите говорил через пень-колоду), почитал результаты исследований, помял мне ногу и, также как его коллега-ветеринар, отдернул руку, когда я скривился от боли.