1) убедительность и правдоподобность выстроенной версии (интерпретации), что, конечно, включает в себя эмпирическую верификацию, то есть подтверждение версии имеющимися и найденными в ходе следствия фактами;

2) законность следственной деятельности;

3) серьезная работа с критикой и контркритикой имеющихся версий;

4) исчерпанность ресурсов следователя: работы с подследственным, построений версий, их критики и контркритики, сбора фактов и прочее.

Нетрудно сообразить, что вопросы следователя должны удовлетворять разобранной здесь логике и процедурам юридического мышления. Например, чтобы проверить намеченную в ходе следствия версию правонарушения, следователь спрашивает подозреваемого, где он находился в такое-то время, что он делал, почему именно то, на что тот указывает, как он может подтвердить свои показания и прочее. Чтобы укрепить данную версию, он задает – как бы от имени адвоката или судьи – самому себе ряд трудных вопросов. Почему я решил, что события разворачивались именно так, а не иначе? Как объяснить малое число доказательств? Разве нельзя предположить в этом случае, что было не правонарушение, а несчастный случай или что-то еще? Для преодоления защиты подследственного могут быть заданы другие вопросы. Как вы объясните отсутствие алиби? Не проще ли сознаться и тем самым смягчить себе наказание? Почему вы не видите, что ваша игра проиграна и вы запутались в показаниях? Разве вам не хочется сознаться и прекратить этот ужас?

И ответы, естественно, обусловлены этой логикой и процедурами. Часто подследственный выстраивает защиту, стараясь контролировать множество элементов ситуации. Он тщательно избегает разговоров на опасные для него темы, отвечает на вопросы следователя таким образом, чтобы не привлечь к ним внимание, напротив, зацикливается (застревает), не замечая того, на других темах, наконец, возражает против «произвольного» и опасного, как он считает, истолкования следователем излагаемых подследственным событий. Профессор Л. Б. Филонов считает, что оборона подследственного разрушается в том случае, если удается разгадать его тайну (то есть скрываемое обстоятельство), причем достаточно одного звена контролируемой системы, а далее возникает эффект домино и защита как бы теряет смысл. Именно на это направлены вопросы следователя. Скрываемое обстоятельство, объясняет Филонов, является рациональным моментом. Если этот момент раскрыт, то настаивание на нем противоречит рациональной логике. Подозреваемый испытывает фрустрацию и предпочитает сознаться и рассказать о том, что было на самом деле52. Это позволяет предположить, что в определенном смысле работа следователя сводится к переводу подозреваемого из, условно говоря, закрытой коммуникации в понимающую коммуникацию.

Конструирование идеальных объектов и понятий

Попробуем теперь охарактеризовать сферу вопрошания и коммуникацию вопрошания уже безотносительно к кейсам.

Сфера вопрошания, как мы и предположили, представляет собой особую практику, которую описывает (реконструирует) исследователь, изучающий вопрошание. Одна из сущностных характеристик практики состоит в том, что она задает целое, в данном случае целое для вопрошания; другая характеристика – анализ практики – позволяет получить истинные знания относительно явлений (здесь: вопросов и ответов), которые в нее входят. Реконструкция практики означает, что есть проблемы и подход, с точки зрения которых практика и, соответственно, вопрошание рассматриваются. В данном случае это проблемы методологического осмысления вопрошания и построения теории вопрошания.