Чтобы не выдать свое смешливое настроение, я поспешно опустила глаза. Заодно задумалась: а как много успел услышать истинный? Судя по тому, что назвал меня Мартелем и не возмущался обманом, до него донеслись только мои последние слова ― о бегстве.
И эти слова снова его разъярили. Генерал стоял, сверкал оранжевыми глазищами, зрачки в которых превратились в узкие щелочки, рычал, а мне совсем не было страшно! Уж если до сих пор не выпорол, и даже подлечил, значит, рука у него на меня не поднимается. Что до отжимания… Переживу уж как-нибудь.
Похоже, смотрела в пол и молчала я немножко дольше, чем следовало. Ардашир, не дождавшись ответа, снова зарычал:
― Отвечай, когда спрашивают, Мартель!
― Простите, ваше превосходительство, ― я опустила голову еще ниже, старательно изображая раскаяние.
Генерала это ничуть не впечатлило. Он продолжал кипеть.
― Я тебя умыл, накормил, полечил и спать уложил! ― «Как баба Яга доброго молодца», ― тут же сравнила я мысленно. ― Пообещал подумать, как судьбу твою устроить! И вот это ― твоя признательность?!
Хм. Если с такой точки зрения посмотреть, то злость Ардашира понять можно. Ему мое желание свалить в закат и в самом деле должно казаться черной неблагодарностью. Но и мне оставаться рядом с ним дольше ― опасно. Уж не знаю, как вышло, что он все еще не унюхал во мне девицу, но вечно так продолжаться не может! Или может? Как бы разузнать, что у него с обонянием?..
― Простите, ваше превосходительство, ― повторила я. На этот раз по-настоящему уныло. Бежать от генерала не хотелось. Он такой большой, сильный, надежный. А там, за границами его поместья ― огромный незнакомый мир, не слишком добрый и не самый приветливый. ― Глупость я сморозил… просто страшно мне поблизости от соседей оставаться. Убраться бы куда подальше от этих мест, а то, неровен час, узнает кто-то, что я у вас скрываюсь…
Похоже, мои оправдания, придуманные на ходу, оказались в тему. Генерал засопел, приблизился, поднял одним пальцем мой подбородок, чтобы видеть глаза.
― Если ты не совершил ничего преступного, то я тебя в обиду не дам, обещаю! Но и ты поклянись, что не брал чужого добра, не выманивал хитростью денег у простодушных селян, не портил чужого имущества! ― произнес он проникновенно.
Так-с. Судя по тому, что я слышала от Теля, красть, портить и вымогать Мартелле было некогда. Значит, можно божиться с чистой совестью. Сейчас главное ― успокоить Ардашира, усыпить его бдительность.
― Клянусь, что не виновен ни в одном из названных вами проступков, ваше превосходительство! ― пылко заверила я генерала, ни на миг не отводя взгляда от его лица.
Истинный остался недоволен.
― Именем Перводраконицы свои слова закрепить не желаешь? ― настороженно уточнил он.
― Я готов! Только научите меня, как это делается, ― промямлила я неуверенно.
Ардашир даже руку уронил, которой мой подбородок удерживал.
― Тель! ― позвал он. ― А у твоей человеческой половинки провалов в памяти не случается? Может, Мартеля не только пороли, но и головой вниз роняли? Иначе как он может не знать простейшего заклятия, которое при любой магической силе доступно?
Дракончик, который до сих пор сидел на полу и старательно притворялся, что его здесь нет, робко приподнял крылышки, свел их перед собой, словно в молитвенном порыве, и со скорбью в голосе ответил:
― Разрешите доложить, ваше превосходительство. Болел Мартель недавно. Три дня в бреду, в горячке лежал. Может, тогда память его и повредилась.
Я выслушала скорбные признания Теля с недоумением. Вот интересно: Мартелла и правда болела, или мой дракончик ― прирожденный врунишка?