Что нейр хотел этим сказать, Римми не поняла, а переспрашивать не позволила гордость. Уж насколько в посольстве внизу было красиво, а наверху был настоящий дворец – с множеством спален, столовой, даже небольшим бассейном. Может, императорский дворец в Эбендорфе и побогаче отделан и обставлен, зато в нём нет столько чудес, какие могли быть только в этом мире. Вспомнив штуку, которой научил её Кэл, Римми дважды хлопнула в ладони. Тут тоже сработало – верхний свет погас и зажегся другой, мягкий. Ой, а здесь, наверное, и своя призрачная домоправительница имеется, как в каждом доме Рэтскволла. Хочешь не хочешь, а придётся с ней договариваться.

Вечером в городе зажглись миллионы огней. Окна Римми выходили на север, и девушка вдруг подумала, что нейр не зря отвёл ей эту часть этажа. На полуразрушенный юг Отцена она была не готова смотреть. Зато на западе был виден край разлома – на этой стороне полосу Слияния ярко освещали лучи белого света.

Более-менее Римми освоилась в собственных покоях на третий день. А выйти из посольства наружу рискнула только на пятый. Это Мортестиг чувствовал себя в этом мире как рыба в воде. Да и к такой роскоши ему не привыкать – всё же, как внезапно выяснилось, сын самого императора…

Римми глубоко вздохнула. Да. Кэл был прав: сколько можно от правды и от себя бегать? Рано или поздно надо будет со всем разобраться. И магичка осторожно, боясь поперхнуться, если заглотит всё разом, начала доставать из закоулков памяти ту информацию, что показал ей Мортестиг три дня назад после их напряжённого ночного разговора.

Обвинила она его тогда зря: нейр Мортестиг не вламывался в её мысли, не давил, не принуждал. Просто открыл ей своё собственное сознание. Не всю память, выборочно. То, что сам счёл нужным показать. Вот с загадочного происхождения нейра Римми и начала заново знакомиться со своим патроном…