Решая задачу создания широких криминальных слоёв, на которые колониальный режим мог бы опереться, он вынужден был ослабить налоговую удавку. Ещё в 2000-м году в послании Федеральному Собранию Владимир Путин обратил внимание на то, что наша налоговая система способствует падению конкурентоспособности российского бизнеса и российского государства. Вот только выход предложил своеобразный: мол, дорогостоящее и расточительное государство не может снизить налоги.

В одном отношении было сказано верно: чиновников в России к тому времени расплодилось гораздо больше, чем в советские времена. Говорили, в 2,5 раза. И жили они далеко не на одну зарплату. Если бы президент для уменьшения этой расточительности призвал к уменьшению сонма чиновников, ограничению их аппетитов, с ним можно было бы согласиться. Однако он призывал к ликвидации остатков социальных гарантий населению страны.

Между тем, чтобы назвать наше государство дорогостоящим и расточительным именно в этой области, надо было полностью потерять ориентировку или совесть. Говорить о расточительности государства, когда не получавшие по нескольку месяцев нищенскую зарплату учителя и врачи объявляли голодовки, а офицеров доводили до самоубийства невозможностью прокормить семью, было просто кощунственно. Так же, как и называть его слишком дорогостоящим, когда бюджет России по объёму был сравним с госбюджетом Финляндии.

Даже чиновникам государство не могло платить приличествующее жалованье, поощряя их воровать у себя же! Только ведь и на коррупцию много не спишешь. Как ни разворовывай бюджетные средства, больше самого бюджета не украдёшь. Много украсть можно лишь из большого бюджета. А он у нас был просто смехотворный.

Так что за счёт ликвидации остатков социальных гарантий населению сформировать социальную опору колонизаторов было невозможно. Нужно было хоть в какой-то степени оживлять экономику. Это обстоятельство вынудило колониальный режим провести налоговую реформу. И она состоялась.

Налоговая реформа. При её реализации были отменены более сотни федеральных, региональных и местных налогов, в числе которых были и наиболее «эффективные». Из последних остался лишь НДС. Кроме того, были снижены налоговые ставки. Так, ставка по налогу на добавленную стоимость была снижена с 28% до 18%. Взносы в государственные социальные фонды, преобразованные в единый социальный налог (ЕСН), сократились с 50% до 26% от начисленной зарплаты, налог на прибыль – с 32% до 20%.

Затем были также последовательно ликвидированы многочисленные внебюджетные фонды. Одно это почти вдвое снизило общую налоговую нагрузку на предприятия. Перекрёстное субсидирование тарифов на продукцию естественных монополий также было постепенно сокращено за счёт перекладывания запросов естественных монополий с предприятий на население.

Оно осталось лишь в форме льгот для предприятий, принадлежащих криминальным группировкам, захватившим в процессе приватизации наиболее доходные государственные активы. Их у нас стали называть по именам главарей группировок. А тех, в свою очередь – «олигархами» – с подачи небезызвестного Бориса Березовского. Тот обижался, когда его за глаза и в глаза называли просто бандитом, и подчёркивал, что он не простой бандит, а «олигарх». Так, сибирские алюминиевые заводы, захваченные Олегом Дерипаской, в 2008 году платили за киловатт-час электроэнергии от 11 до 16 копеек, тогда как для камчатских рыбоконсервных заводов был установлен тариф 10 рублей за киловатт-час.

Результат послаблений. Налоговая реформа удачно (с точки зрения интересов России) наложилась на эффект от толчка, который дало экономике ничем не скомпенсированное обрушение рубля в 3 раза. Ослабление налоговой удавки не позволило инфляции вновь вернуть экономику в прежнее русло. Выжившим же предприятиям, работающим на внутренний рынок, оно дало возможность выпускать относительно конкурентоспособную продукцию.