– Это очень интересно, – отреагировал слушатель. – Я не знал… Насколько я помню, в конце жизни Врубель был психически не очень здоров…

– Да-да… Но это очень простое объяснение его духовного состояния, – задумчиво произнес Михаил Александрович.

– А какое еще может быть объяснение?

– То, что вы назвали психическим нездоровьем, мне представляется неким обманом нашего обычного мышления… Поверьте я порой чувствую, что иногда попадаю в подобный лабиринт раздумий… начертанный неведомыми духовными силами… Именно его прелесть загадочности, раздвоенности выбора дает возможность наслаждаться этой силой духа…

Глаза говорящего необычно сверкнули:

– Ощущаешь глубину… свою значимость… и себя частичкой бессмертия во вселенной.

Петру Ивановичу не хотелось его прерывать.

– В этот момент мозг будто наливается каким-то высшим сознанием… оно невнятно… кругом лишь интуиция нового восприятия… вы истинно отдыхаете всей своей душой… Не поверите, очень не хочется покидать этот иллюзорный мир, и только одно желание – наслаждаться новым состоянием, его широтой восприятия мира. Сам поневоле как будто становишься ее частью. Однако тело испытывает неприятности некого дряхления и слабости…

Михаил Александрович резко повернулся и посмотрел в глаза собеседнику:

– Как часто мы хотим раздавить гусеницу и почти всегда восхищаемся бабочкой, ослепительной и радужной. Все дело в красках и образах, которые не есть суть, а лишь отражение…

Он опять переключился на художника:

– Многим нравятся его последние работы… «Шестикрылый Серафим», но мне ближе «Жемчужина»…Жгучие перламутровые краски… осязание жизни с неотъемлемой нитью страсти и желания… через женские образы… Это что-то наравне с высшими проявлениями… зеркало душевных мук.

Михаил Александрович необычно поежился и отвел резко взгляд:

– Хочется быть бабочкой… Хотя чаще чувствуешь себя гусеницей, попадая в нудную повседневную суету… Мы были бы лучше, когда наш внешний облик совершенно походил бы на внутренний. И не надо было бы таскать эту противную оболочку.

– Я пока не чувствую оболочки, – улыбнулся собеседник.

–Как жалки и примитивны рачок или улитка…Они вынуждены таскать за собой охраняющий дом. Эти неудобства ограничивают реальную жизнь…

Новый знакомый словно от чего-то встрепенулся:

– Петр Иванович, а вот, если помните, на картине «Демон побежденный» что вы видите и чувствуете?

– Трудно сказать… Никогда не задумывался, но в поражении – всегда какое-то истребление и предчувствие будущей утраты… собственной личности.

– Удивительно точно… Я бы добавил – некое временное несовершенство и разочарование. А кем он повержен?

Михаил Александрович не ждал ответа, а говорил уже сам для себя:

– Повержен самой истиной превратности страсти и собственного желания обладания… Это тоже слабость… Чтобы оставаться сильным, нельзя опускаться до приземленных чувств…

– Что вы имеете в виду?

– Я уверен – нашим сознанием руководит непонятное и всесильное, но непостижимое человеку.

– И это все – в ваших ярких красках?

– Именно, Петр Иванович!.. Жизнь коротка, а краски вечны, и не известно, какими они будут после ее окончания, – как-то удивительно цельно подытожил рассказчик.

Они уже подошли к одноподъездному дому, и Михаил Александрович внимательно посмотрел на нового знакомого:

– Вы отзывчивый человек, Петр Иванович. Мне было очень приятно рассказывать вам о дорогих и близких мне мыслях.

– Мне не менее приятно и интересно. Надеюсь, мы еще не раз пообщаемся.

– А зайдемте ко мне! – блеснули глаза собеседника.– Я возьму свою собаку Лолу, и мы побродим по парку.

Петр Иванович вдруг вспомнил, что он собирался зайти в магазин, но отвлекся и не зашел.