– Ваш ступор – защитная реакция. У каждого она индивидуальна, ничего виноватого в этом нет, я сам слышал десятки, если не сотни подобных историй. А после войны… После войны их лишь стало больше.

– Как же хорошо, что теперь у нас есть картель, который наведёт порядок и сократит количество жертв всяких отбросов до минимального значения. Вы ведь тоже этому рады, верно, милый доктор?

– Это ни к чему, Эбигейл. Эта ваша провокация. Мне жаль, что Вам пришлось это пережить, но Вы ведь понимаете, что и солдаты Лос-Сетас любят позволить себе лишнего на новых территориях.

– Но только благодаря этим солдатам ваша дочь может не бояться всяких злодеев.

– Вы угрожаете мне её убить.

– Лишь по вашей вине! – Эбби разводит руками. – Вы виноваты в этом, а не какое-то похотливое желание какого-то ничтожества, который не способен себя контролировать. Это ли кстати не причина ему подохнуть?

– Смерть – слишком радикально. Любая жизнь ценна.

– Да? А почему же так? Какая ценность у жизни, которая появилась в каналах за мусорным баком, как следствие героинового союза между двумя отбросами? Их чадо вряд ли доживёт и до двенадцати, они его либо потеряют, либо выкинут, либо продадут, а сам ребёнок с огромной вероятностью сторчится, сопьётся и кого-нибудь убьёт.

– Эбигейл, ненависть привела нас к тому, что сейчас мы ведём этот спор. Если вы продолжите разжигать ненависть, то она лишь приведёт к ещё большей ненависти. Да, маргиналы могут быть опасны, но они тоже люди и тоже могут что-то чувствовать. С ними опасно взаимодействовать, но, знаете… Если обращаться с человеком так, как он этого заслуживает, то он станет хуже, но если обращаться с ним, как с тем, кем он мог бы стать, то он станет лучше.

– Некоторые люди неисправимы, доктор. Наступит день, и вы это признаете.

– Надеюсь, что такого не произойдёт. – Джошуа улыбается ведьме. – Какой же я тогда лекарь души, если опускаю руки перед чьей-то болезнью?

– Для своих лет вы очень наивны.

– Секунду. Если вы не возражаете, то я попрошу Линду сделать нам чаю. Хотите чаю, Эбигейл? – Джошуа поднимается и отходит к двери, чтобы позвать Линду. Когда та приходит, то ведьма спрашивает:

– А у вас не будет морса?

– Морса?

– Такой холодный ягодный сок. Очень вкусный, люблю с самого детства. Мама вечно его готовила, вкуснейший напиток. Если не пробовали, то настоятельно рекомендую.

– Есть только ягодный чай. – Предлагает миссис Стэнфилд, а Эбби с тяжёлым сердцем соглашается. Джошуа затем возвращается в кресло:

– Знаете, Линда светлейшая женщина. Люблю её больше жизни.

– Вот вам одно из различий между нами, милый доктор. Вы, американцы, не умеете любить. Вы понимаете, что приходите в эту жизнь одни и уходите тоже одни. Ваш избранный человек просто существует для того, чтобы пройти по жизненному пути с большим комфортом, чем могли бы, а то, что вы зовёте любовью, ничего более, кроме как привязанность, основанная на выгоде.

– Вы много знаете о любви, Эбигейл?

– Достаточно. Я из другого мира и в мире этом любят по-другому. – Уизерстоун некомфортно говорить о таких вещах. – Я выбрала однажды человека, и он не был мне просто спутником по жизни, он был чем-то большим. Моё сердце, мой мир, мой…

Ведьма неожиданно затихает. Она задумывается о своём, вспоминает что-то личное, а затем продолжает говорить:

– Я должна Вам признаться. Я не родилась ведьмой Аляски, я не была великолепной с пелёнок. У меня также были чувства когда-то давно. И вот, что я вам скажу, доктор… Те эмоции, что я тогда испытала, ту любовь, я никогда не видела её у вас, американцев. Вы воспринимаете мир иначе. Да, это очень удобно. Да, это очень выгодно. Но это ничуть не искренне.