По знакомой дороге в аэропорт были одинокие поля, такие места, какие и были нужно. Ветер со снегом, метель холод пронизывающий насквозь. Она стояла наедине с огромным полем, припарковал недалеко от этого места свой автомобиль, и приготовилась орать. Надо было крикнуть что-то очень громко. Кричать обыкновенное а-ааа, не получалось, не шло. И вдруг как из взорвавшейся внутри атомной бомбы, она не задумываясь крикнула: «я тебя люблю!» так громко и пронзительно, как будто на другом конце бескрайнего поля, кто-то ждал этой фразы от неё. Загудела голова, внутри образовалась пустота и тишина постепенно наполняла всё вокруг. Мысли прекратились, замолчали. Помогло. Полегало. Можно было ехать домой.

Этого только не хватало. Вечером Ванечка ответил в сообщений, предлагая встретиться. С чего это он?

От недоумения и неожиданности появилась улыбка, теплота разлилась по телу и радость. Такое знакомое чувство. Встреча обещала быть приятной и даже очень. Ради таких трепетных, нежных волнений и чувственных полетов души, непременно стоит жить.

В тот раз ожидание привычного времени встречи было особенно волнительным и долгим. Когда раздался звонок в дверь, и это означало только одно, застучало громче сердце. Без лишних слов, вернее совсем молча, он быстро снял куртку, и сжав её в свои крепкие объятия, прикасаясь губами и не размыкая их, перенес её на большую кровать в спальне. Наверное, справедливы слова, про то, что лучший секс случается с тем, с кем и без этого хорошо. Это ночь была совершенно точно самой лучшей.

Странно, почему это не случилось раньше, и только теперь, когда всё в них самих накалилось до максимальных температур, так естественно и легко, что после осталось ощущение, что так всегда и было между ними. Неужели Ванечка подумал, что ссора, которая случилась, была только из-за этого? Но ведь это было не правда. Ведь были другие причины, о которых теперь даже трудно вспомнить. Как бы то ни было, произошедшее означало главное, что она ему нужна, всё остальное не важно.

Он рассказал, что читал сообщения, просто не хотел отвечать. Признался, что ему очень понравились стихи, и даже добавил, что самые хорошие она пишет во время их ссор. Заметил, шутя, что ради стихов даже, стоит их периодически утраивать, чем сильнее выматывать ей нервы, тем больше пользы будет искусству. Такая шутка была жестокой, жаль, что действительно справедливой. Он словно решил тогда, что имеет право на дальнейшие издевательства над ней.

Вскоре отношения стали еще хуже, чем были.

От нежных чувств не оставалось и следа. Поздние появления, потом исчезновения на неопределённый срок, непредсказуемые выходки, обвинения во многих недостатках. Теперь часто ему не нравилось в ней всё. Ночь, которая единственный раз произошла между ними так и не повторилась. Странно, зачем он появлялся вообще?

Ей пришла мысль подогреть немного встречу и встретить его в красивом кружевном пеньюаре, слегка прозрачном, через которое проглядывало красивое нижнее бельё. Такая идея рисовала в воображении следующий каскад нежности и горячих чувств, почему то всё пошло совсем не так.

Она встретила его в обычном домашнем виде, пока он переодевался, чтобы поздно, как всегда усталым измотанным лечь спать, в ванной комнате одевая на себя такую красоту ей хотелось сделать для него приятный неожиданный сюрприз. Она подошла к нему сзади, он стоял не видя её, что-то разбирая в карманах своих брюк, прежде чем их повесить на стул. Обернулся, удивился её наряду, но в эту минуту, когда она стремилась в объятия к нему, он прикоснулся и оттолкнул её. Его словно затрясло изнутри необъяснимо, ожидая нежность, вдруг появился гнев. Он на повышенных тонах закричал на неё, что ненавидит синтетику, что у него аллергия. Она чуть ли не в слезах бросилась снова в ванную, закрылась от обиды и расплакалась. Ей было обидно, при чем тут синтетика, это кружева и гипюр, комплект довольно дорогой, может быть он и не из натурального шелка, но можно было, как то по-другому сказать. Такая злость, почему откуда?