– Зачета по алхимии не будет.
Это было преуменьшением. Без презентации «уникального исследования, имеющего практическую значимость (применение представляется экзаменационной коллегии отдельно) и научную актуальность» (все звучало не так страшно, пока не вспоминалось, что речь шла об исследовании в области чертовой алхимии!) у меня не будет оценки по алхимии, у меня не будет кредитов за пройденный предмет, у меня не наберется достаточное количество кредитов за семестр, меня отчислят, а значит, и убьют… и лучше, пожалуй, об этом пока не думать.
– Мне жаль.
Я пожала плечами. Мне тоже было жаль, но проблема так просто не решалась.
– Лучше скажи, что ты тут делаешь вечером. Я уже привыкла, что ты уходишь после обеда и до утра не возвращаешься.
– У меня сейчас занятия в студии, – она достала из комода рулон с кистями, – пришла захватить сумку.
Значит, она училась на художницу. Глядя на ее мольберт, я гадала, хобби это или что-то большее.
– Разве для рисования не нужен дневной свет? – удивилась я.
– Раньше – может быть. Но современное искусство удобно тем, что ты можешь рисовать хоть в полной темноте во время семибалльного землетрясения, и кто-то все равно сочтет это концептуальным.
Странная точка зрения. Особенно для студента изобразительных искусств.
– Он спрашивал о тебе. Диз.
Это было неожиданно. С чего вдруг она решила вспомнить наглого айтишника?
– Что?
– Диз спрашивал о тебе. Пока ты ходила за кофе. Не подумай, я ничего не сказала…
Да я уже догадалась, что он меня неспроста тогда выпроводил.
– Нет, что он спрашивал?
– О тебе. О том, правда ли ты ничего не знала о ГООУ.
Я застонала. Нет, надо побыстрее придумать какую-то правдоподобную ложь и пользоваться ею как прикрытием.
– Неужели это действительно так странно?
– Не то чтобы совсем странно. Редко. На моей памяти ты здесь третья такая.
Третья – не единственная, уже хорошо.
– На твоей памяти – это за сколько лет? – на всякий случай уточнила я.
– Я здесь восьмой год.
Сколько? Неужели на художника нужно учиться так долго? И во сколько лет она тогда сюда попала? Потому что по ее виду я бы не сказала, что у нас большая разница в возрасте.
– А сейчас такие, как я, в ГООУ есть? – с надеждой спросила я.
– Нет.
Интересно, что с ними стало. Получили дипломы и отправились домой или… София отвела взгляд. Понятно. Лучше об этом тоже не задумываться.
– Слушай, а вы с Дизом хорошо знакомы?
– Учились когда-то вместе.
На информатике или на ИЗО? И то, и другое почему-то было сложно представить.
– Я тогда училась на философии, – пояснила соседка.
Еще, как говорила Алиса, которая была в Стране чудес, страньше. Ладно, не будем углубляться в детали и предположим, что это был один из общих курсов вроде макроэкономики.
– И что ты можешь о нем сказать?
София долго молчала. Так долго, что я даже не ожидала уже услышать ответ.
– Он – не худший из тех, кого можно здесь встретить.
Щедрая оценка.
– Но?..
– Почему ты считаешь, что обязательно должно быть «но»?
По тону. И потому что моей интуиции компьютерщик очень не нравился.
– Но он не из тех, кого можно не опасаться, – наконец сказала София.
Очень полезная информация.
– Еще загадочнее ты не могла сформулировать?
Соседка закинула на плечо сумку и ухмыльнулась.
– Извини, чужих секретов не рассказываю. Ни твоих, ни его. Я пошла, вернусь завтра.
– Подожди! – дверь не успела закрыться. Я набралась храбрости и сумела все-таки задать вопрос: – А ты… тоже из тех, кого следует бояться?
Она тихо рассмеялась.
– Еще как. Вспомни об этом, когда опять решишь завести будильник на восемь утра.
Глава 3. Романтические истории начинаются иначе