– Что? – переспросила Айлин. – Одновременно?

– Да.

– А как же итоговая аттестация? – Ничего лучше Айлин не придумала.

– Люк сдает SATs[9] в следующем месяце, в мае. В школе «Норт комьюнити хай». И я вас уверяю: он получит максимальное количество баллов.

Надо будет собрать ему обед, подумала Айлин. По слухам, кормят в «Норт-коме» просто отвратительно.

На минуту в кабинете воцарилась гробовая тишина. Наконец Герб произнес:

– Мистер Грир, нашему мальчику всего двенадцать. В прошлом месяце исполнилось! Может, у него есть инсайдерская информация по Сербии, зато бороды нет… И расти она начнет года через три. Вы хоть… подумали…

– Я понимаю ваши чувства. Поверьте, мы с коллегами не стали бы даже поднимать эту тему, если бы не были полностью уверены в умственных, социальных и эмоциональных способностях Люка. Учеба в двух университетах ему вполне по зубам.

Айлин сказала:

– Не можем же мы отправить двенадцатилетнего ребенка на другой конец страны – жить среди студентов, которым официально разрешено потреблять спиртное и посещать ночные клубы! Будь у нас хотя бы родственники в тех краях…

Грир закивал.

– Понимаю, понимаю, вы совершенно правы: Люк пока не готов к самостоятельной жизни, пусть и под надзором старших. Он сам так считает. Однако его мучает жажда новых знаний, от этого он расстраивается и хандрит. Они нужны ему как воздух. Не представляю, что там происходит у него голове, как устроены все эти удивительные механизмы – никто из нас не представляет, если честно… Старик Флинт, пожалуй, привел очень меткое сравнение, говоря про Иисуса, поучающего книжников… Так вот, когда я пытаюсь мысленно вообразить это устройство, то вижу огромный, сложный, сверкающий аппарат, загруженный лишь на два процента своих возможностей. В лучшем случае – на пять процентов. А поскольку Люк все же человек, то он испытывает… голод.

– Расстраивается и хандрит, говорите? – переспросил Герб. – Никогда за ним такого не замечал.

А я замечала, подумала Айлин. Хотя и не часто. Именно в такие мгновения рядом с Люком звенит посуда и хлопают двери.

Она представила себе описанную Гриром колоссальную машину – размером с три-четыре промышленных склада. И чем же занята эта машина? По сути, штампует пластиковые стаканчики и алюминиевые подносы для забегаловок. Как родители они обязаны дать сыну больше, но неужели настолько больше?

Грир вздохнул.

– Что ж, оставлять Люка в Бродерике – все равно что перевести его в обычную школу. Мы имеем дело с мальчиком, ум которого невозможно оценить по шкале IQ. Он знает, что хочет делать. Знает, что ему необходимо.

– Я пока не понимаю, как мы можем ему помочь, – сказала Айлин. – Даже если он будет учиться в обоих университетах бесплатно, у нас здесь работа. И мы далеко не богачи.

– А теперь давайте это обсудим, – сказал Грир.

Когда Герб и Айлин пришли забирать сына из школы, Люк и еще четверо ребят – две девочки и два мальчика – валяли дурака у входа, смеясь и о чем-то оживленно болтая. Айлин показалось, что это самые обычные дети. Девчонки с только-только наметившейся грудью, в юбках и легинсах, мальчики в мешковатых вельветовых штанах и футболках (такая у парней была мода в том году). На груди Рольфа красовалась надпись: «ПИВО – ДЛЯ СЛАБАКОВ». Он держал перед собой виолончель в клетчатом чехле, которая служила ему шестом, исполнял вокруг нее откровенный танец и при этом пылко о чем-то разглагольствовал – может, о предстоящем весеннем бале, а может, о теореме Пифагора.

Люк увидел родителей, попрощался с Рольфом – у них был для этого свой ритуал, – взял рюкзак и сел на заднее сиденье «фораннера» Айлин.