Ребенка она увидела сразу, он лежал на кровати, прямо на одной из больших подушек, положенной прямо на матрас возле изголовья, просто, стоя за дверью, она не могла увидеть его. Совершенно крохотный малыш в нежно-голубой пижамке отчаянно кричал, размахивая ручками и ножками, личико сморщилось и покраснело.
– Господи, – вырвалось у Фатимы, и она поспешила к ребенку.
Он был такой маленький, что спокойно помещался на подушке как на собственном матрасе. Она склонилась над ним, чувствуя себя неумелым и глупым гигантом, она не знала, что надо делать, не знала, как его надо брать, в конце концов, она боялась ненароком повредить ему что-то, ведь он был таким слишком маленьким и хрупким, а она никогда за всю жизнь не держала на руках ребенка.
– Ну что мне делать с тобой? – прошептала она, осторожно протягивая руку к крошечной ручке, дергающейся от всхлипов. – Я же совсем не знаю, что надо делать.
Но делать что-то было надо, и она нашла выход – села на кровать и осторожно, как бомбу, переместила младенца на колени прямо с подушкой. Что дальше, она и сама не знала, бросить его или… или что? Убить? Нет, она не сможет, это она поняла абсолютно твердо и ясно, что бы она ни решила, она не тронет этого малыша. Просто не сможет.
– Будь ты проклят, Ситко, за то, что притащил их сюда, – прошептала она полным отчаяния голосом, – нельзя было вмешивать семью, нельзя!
Ребенок все плакал, но уже не так громко, он понял, что кто-то пришел, что он больше не один, и начал потихоньку успокаиваться. Это подействовало успокаивающе и на Фатиму, паника прошла. И она начла вспоминать все, что когда-либо видела или слышала о детях. Так, прежде всего надо поддерживать головку, вспомнила она, и еще их надо укачивать, да! Когда они плачут, их надо покачать и убаюкать. И она стала осторожно качать ребенка на подушке, шепча ему всякую ерунду – колыбельных она не знала.
– Успокойся, маленький, – шептала она, глядя на кроху с удивлением и осторожностью, – оставили тебя в таком бардаке, ну что это за родители? А что ты вообще тут делаешь, а? Разве у тебя нет кроватки? Есть, конечно, есть! Просто они, должно быть, тут страстно ссорились, разбудили тебя и принесли сюда, а потом, когда ты умолк, снова продолжили, но уже потише и на палубе. Так все было, да? Не дают тебе спать всю ночь, да, маленький? Только ты угомонился, как я тебя снова разбудила. И…
Она осеклась. Она сделала с ним кое-что пострашнее, чем просто разбудила, она сделала его сиротой. Как будто уловив ее мысли, малыш затих и теперь смотрел на нее совершенно спокойными серьезными глазками. Небесно-голубыми, как у родителей.
– Прости меня, – прошептала она, глядя прямо в эти крохотные голубые океанчики, – прости за все, что сделала и сделаю. Ты ни в чем не виноват, но судьба распорядилась так…
Договорить она не смогла, одинокая слеза, скатившись по щеке совершенно незамеченной, упала малышу на щечку и покатилась дальше, растаяв на подушке. Наверное, ему стало щекотно, потому что в ответ на извинения Фатимы малыш растянул рот в беззубой улыбке и захохотал, весело улыбаясь ей, как будто знал ее всю свою короткую жизнь. И вот тогда она окончательно поняла, что не только не сможет его убить, но и не оставит его. По крайней мере одного на этой яхте мертвецов.
7
Малыша надо вывезти с яхты, это было понятно, но как? Не может же он плыть вместе с ней, держась за буксир, а на лодке далеко не уплывешь, везя такого пассажира, да и лодки-то нет… хотя… Идея осенила ее внезапно и ярко, как будто тысяча прожекторов включилась в голове. Лодка, малыш и буксир сложились в неожиданно отличный план, правда вместо лодки она использует спасательную шлюпку, на любом судне они есть.