Этот аппарат путей и средств, доступных для достижения того, к чему стоит стремиться, по сути, является традицией прошлого, наследием привычек мышления, накопленных опытом прошлых поколений. Таким образом, способ и в значительной степени мера, в которой инстинктивные цели жизни реализуются в любой данной культурной ситуации, во многом обусловлены такими элементами привычки, которые складываются в принятую схему жизни. Инстинктивные склонности по сути своей просты и направлены непосредственно на достижение какой-то конкретной цели. Но в деталях цели, к которым стремятся, многочисленны и разнообразны, а пути и средства, с помощью которых их можно достичь, столь же разнообразны и различны. Это предполагает бесконечное обращение к целесообразности, адаптации и уступчивому согласованию между несколькими склонностями, все из которых достаточно насущны.

Под воздействием привыкания эта логика и аппарат способов и средств укладываются в общепринятые рамки, приобретают последовательность обычая, предписания и таким образом – институциональный характер и силу. Привычные способы действия и мышления не только становятся привычным делом, простым и очевидным, но и санкционируются общественным соглашением, становятся правильными и должными, порождая принципы поведения. В результате их использования и обретения привычки они включаются в существующую схему здравого смысла. Как элементы утвержденной схемы поведения, эти традиционные пути и средства занимают свое место в качестве ближайших целей деятельности. В дальнейшем, в процессе постоянного привыкания, когда внимание привычно сосредоточено на этих ближайших целях, они занимают интерес до такой степени, что обычно отбрасывают свою собственную скрытую цель на задний план и часто позволяют потерять ее из виду, как это может произойти, например, при приобретении и использовании денег. Отсюда следует, что во многом в человеческом сознании как объект интереса и цель усилий присутствуют только эти ближайшие цели, а определенные конвенционально принятые пути и средства устанавливаются как окончательные принципы того, что является правильным и хорошим. В то же время скрытая цель всего этого вспоминается лишь изредка (если вообще вспоминается), в последнюю очередь, в результате рефлексии[8].

Среди психологов, занимавшихся этими вопросами, до сих пор не было большого согласия относительно количества специфических инстинктивных склонностей, присущих человеку; нет согласия и относительно точного функционального диапазона и содержания, приписываемых каждой из них. По-видимому, считается само собой разумеющимся, что эти инстинкты следует рассматривать как отдельные и специфические элементы человеческой природы, каждый из которых вырабатывает свое собственное функциональное содержание, не смешиваясь в значительной степени со своими соседями в духовном комплексе, в который они все входят как составные элементы[9]. Для целей исчерпывающего психологического анализа, несомненно, целесообразно максимально использовать такую дискретность[10], которая наблюдается среди инстинктивных склонностей. Но для исследования масштабов и методов их проработки в росте институтов, возможно, еще важнее обратить внимание на то, как и с каким эффектом несколько инстинктивных склонностей пересекаются, смешиваются, накладываются, нейтрализуют или усиливают друг друга.

Наиболее убедительный генетический взгляд на эти явления ставит инстинктивные склонности в тесную связь с тропизматической чувствительностью и относит их в физиологическом отношении к одному общему классу