Вообще, среди личного состава «Стайнмор-департмент» бытовало выражение «Мергетройдова логика». Его ввел в оборот Уолли, довольно давно, еще в бытность свою начинающим инспектором. Тогда Мергетройд закрыл дело, объявив несчастным случаем смерть молодого человека, чей лоб был разбит об чугунную батарею. На слушаниях инспектор Уолтер Берксон позволил себе сделать возмущенное заявление: «Мне стыдно за мою родину Англию, где в судах до сих пор можно встретить дуболомную Мергетройдову логику, отметающую все улики, кроме разве что прямого признания самого убийцы!». И хотя его эмоциональное заявление попало в газеты, но даже возникшая в связи с этим шумиха почему-то не смогла подвинуть старика Мергетройда из судейского кресла.

Саймон с самого начала не очень надеялся, что делу миссис Харрисон будет присвоен статус «убийство», но имя судьи, к которому дело отправлялось, и вовсе словно бетонной плитой прихлопнуло какие-либо робкие ростки надежд. Завтра не хотелось даже идти на это бестолковое шоу, которое будет проведено под вывеской «коронерские слушания». Почему, в конце концов, он вообще обязан присутствовать на этом фарсе? Не отправить ли туда Ронни Шорта с его бронированной психикой? Но ведь он, Саймон, обещал сообщить о слушаниях миссис Эвертон, и она наверняка придет туда. Как оставить там ее и других друзей покойной безо всякой поддержки выслушивать штампованный бред? Нет, нет, ему придется идти…

– Грэм! Слышишь меня, Грэм? – Макс слегка тряс за плечо Саймона, который незаметно для себя ушел в сон, – Нам что-то надо писать в отчете. Почему ему удалось оторваться?

Встрепанный Саймон нехотя сел на диване. Оторваться? Отчет? Чего они тут все от него хотят?

– Инспектор Триксвелл, подайте кофе старшему по званию!

– Есть, сэр! – усмехнулся Макс и направился в угол, где стояла кофе-машина.

Остаток дня прошел для Саймона в работе рутинной и бумажной, которая никогда не остается в памяти. Поэтому, сидя вечером в скромно гостиной своей квартиры на Нанхэд-лейн и доедая купленные по дороге домой бургер и картошку фри, Саймон мог вспомнить только бешеную тряску пустопорожней погони, плачущую миссис Четэм, надменный взгляд мисс Вайенс, да пожалуй – самое приятное за день – лицо миссис Эвертон, говорящей ему: «Вы отличный инспектор»… Саймон не любил предаваться печальным мыслям, и, когда чувствовал, что подступает тоска, просто брал и ложился спать....

С утра все неприятные ожидания Саймона полностью сбылись: коронерские слушания пошли хуже некуда. Откуда только берутся люди, которые умеют создать душную атмосферу на пару миль вокруг себя? И ведь знаешь, на что они способны, и когда контакт с ними неизбежен, всячески готовишь себя морально, но все равно не сможешь на 100% защититься от испускаемых ими токсинов.

– Прошу суд обратить особое внимание на некоторые положения в заключении патологоанатома. В частности, о кровоподтеке на запястье покойной, а также о грубо срезанных, по сути обкусанных каким-то инструментом ногтях, – говорил Саймон, когда его вызвали как свидетеля.

Неподвижное морщинистое лицо возвестило металлическим голосом:

– Данные факты не доказывают насильственного вмешательства. Миссис Харрисон могла упасть и поранить руку незадолго до смерти, а что касается обрезанных ногтей, за всю практику не встречал такого странного вида насилия, – и Мергетройд, кажется, даже насмешливо хмыкнул, довольный собственным остроумием.

Саймон приберег более веский довод напоследок:

– Особенно интересным представляется то, что, по заключению эксперта, следов препарата не нашлось в желудке миссис Харрисон, хотя они там обязательно должны быть, если покойная раствор выпила. Если же она его не пила, возникает вопрос, каким образом препарат попал в ее организм, и еще больший вопрос, могло ли такое попадание произойти добровольно.