– Решено, – говорю. – Только получу благословение начальства. Один раз я уже обжегся на своей инициативе.

И хватаюсь за телефон. Авдеенко иронически пожимает плечами.

…Через час я уже прогуливаюсь возле дома, где расположена студия.

Невдалеке стоит знакомый «Запорожец».

К счастью, не идет дождь. В промывы туч даже изредка проглядывает солнце. Улица шумная, суетная. Тут много разных магазинов, кафе, напротив новый кинотеатр, рядом большая парикмахерская, дальше ателье.

Я жду. Конкретного плана у меня нет, хотя идей предостаточно. Но главное в таких случаях – это вдохновение. На него я и рассчитываю. Прохожих становится все больше. Скоро конец рабочего дня. Прогуливаясь, я стараюсь не упустить из виду нужный мне подъезд. Интересно, почему она поставила свой «Запорожец» не возле него, а в стороне? Всегда она так ставит? Во всяком случае, сейчас мне это на руку. Мне не надо топтаться около самого подъезда.

Но вот оттуда начинают выходить люди. Занятия, видимо, кончились.

Вскоре я замечаю Элеонору Михайловну. Она в легком фиолетовом пальтишке необычайно изящного покроя, пышную прическу прикрывает цветная яркая косынка, в руках большая красивая кожаная сумка.

Элеонора Михайловна, к сожалению, не одна. С ней еще какая-то сильно размалеванная девица и двое молодых людей артистического вида и притом весьма бойких. Это усложняет мою задачу. Вся компания направляется к «Запорожцу». Сейчас они уедут, и на этом все кончится. Хорошенькое дело, нечего сказать. Я решительно подхожу.

– Простите, пожалуйста, – говорю, – Элеонора Михайловна, можно вас на два слова? Семен Парфентьевич просил вам кое-что передать.

Она удивленно смотрит на меня, но взгляд ее тут же почему-то смягчается.

– Ну что ж, – коротко улыбается она и поворачивается к своим спутникам. – Я на одну минуту вас оставлю.

Молодые люди бросают на меня не очень приветливые взгляды, но возражать не осмеливаются. Девушка же смотрит с нескрываемым любопытством. Мы отходим в сторону.

Итак, некоторое время выиграно, и созданы условия для дальнейших действий. Но все пока чрезвычайно зыбко, и нельзя сбиваться с темпа.

– Элеонора Михайловна, – говорю я проникновенно и с вполне искренней озабоченностью, – проститесь с вашими друзьями. Нам надо поговорить. Открылось одно очень серьезное обстоятельство. Даже, если хотите, таинственное.

Я смотрю на нее с восхищением и чуть-чуть с состраданием. Первое ей, очевидно, нравится, а второе также, очевидно, интригует и немножко беспокоит. У меня расчет на то, что она все время соприкасается со всякими секретными делами супруга, со всякими комбинациями, махинациями и прочими действиями такого рода. Все это ей уже привычно и, конечно, привлекательно. Ну и чисто женское любопытство тоже не последнее дело.

– А вы сами кто такой? – спрашивает она.

В тоне ее больше интереса, чем подозрения или опаски.

И я, придерживаясь уже взятой линии в разговоре с ней, отвечаю загадочно и с чувством:

– Я вам все расскажу. И даже… кое в чем признаюсь. Только не здесь.

– А где же? – она лукаво улыбается.

– Где? Да где угодно. Хотя бы… зайдем вон в то кафе. Лишь бы можно было спокойно поговорить. Я давно…

Тут я смущенно умолкаю.

– Вас действительно прислал Семен Парфентьевич? – спрашивает она, как видно, только для очистки совести.

– Да… отчасти…

– Ой, вы что-то хитрите, – она грозит мне пальчиком.

– И кажется, не очень удачно?

– Посмотрим.

Она решается. Ей, видимо, очень хочется знать, чем кончится эта встреча с таким напористым парнем, как я.

Мы возвращаемся к ее спутникам, и Элеонора Михайловна говорит:

– Оказывается, мне надо ехать. Лялечка, салютик! – И обращается к одному из молодых людей: – Вы меня простите, Владик. До следующего раза. Ладно?