Сначала он не обращал на это никакого внимания. Но потом, повзрослев, лет к двадцати, он понял, что снов не видит вообще. Но для него это было естественным состоянием.

– Знаете, Аманда, мне сны не снятся уже очень давно. Вообще. Кажется, что с самого детства, – сказал Тревор и, подумав, как будто вспомнив что-то очень важное, воскликнул: – Цветные! Точно цветные! Это было очень давно. Но то, что сны были цветными, я помню точно.

Аманда удивлённо посмотрела на Тревора и сказала:

– Это невозможно, чтобы сны не снились вообще. Даже слепые от рождения люди видят сновидения, хотя конкретно зрительные образы присутствуют редко, в основном задействованы другие чувства. Может, вы их просто не помните?

– Нет, Аманда. Я точно не вижу снов. Я попытался сейчас что-нибудь вспомнить, но из воспоминаний всплыл только один эпизод и всё. Сон из моего детства. Даже трудно сказать, что это было. Вряд ли это был полноценный сон. Но, кроме него, я ничего вспомнить не могу.

Тревор посмотрел на Аманду и вдруг понял, что сейчас его это тоже удивило. Вроде сны должны сниться всем, а у него, значит, что-то не так. Раньше это его никогда не тревожило. Утреннее состояние проснувшегося человека у него было, как и у многих людей, которые после сна никак не могут вспомнить свои сновидения и даже не задумываются над этим. Но если другие люди впоследствии иногда вспоминали свои сны, то Тревор даже не размышлял об этом. И сейчас он не хотел рассказывать Аманде о трагедии, произошедшей с его семьёй в прошлом.

– Хорошо, давайте попробуем выяснить причину этого удивительного явления. Понимаете, сновидения нужны человеку, чтобы расслабить мозг от впечатлений реальности. Сон – это разгрузочная, защитная программа для него, – сказала, улыбнувшись, Аманда и запустила метроном. – Хотя во сне с человеком происходят события, которые на определённое время оставляют в его памяти и сердце неизгладимое впечатление, всё это всего лишь сновидения, созданные для защиты мозга от перегрузок. Впоследствии всё забывается.

Равномерный конвергент, исходящий из метронома, мгновенно наполнил комнату механическим звуком часового маятника. Но, несмотря на монотонную однородность ритма, он был очень приятен на слух, и через некоторое время создалось впечатление, что метроном пульсирует вместе с сердечной мышцей Тревора.

– Ну что, Тревор, начнём? Ложитесь вон на ту кушетку, – предложила Аманда.

Тревор чувствовал себя немного скованно, но ему самому было интересно слушать Аманду, и он послушно подошёл к кушетке.

– Иногда людям кажется, что у них не было сновидения, что им ничего не снилось, хотя сны снятся каждую ночь, – продолжала Аманда, – просто, когда мы просыпаемся, то забывается не только сон, но и сам факт его наличия. Всё потому, что слишком уж сложен человеческий мозг и слишком мало мы о нём знаем. Сейчас вместе с вами мы попытаемся в этом разобраться. А заодно я немного поработаю и с вашей бессонницей.

Тревор лёг, как сказала Аманда, и стал наблюдать за ней. Он не верил, что вот так просто человек, называющий себя гипнотизёром или психологом, может заставить другого человека уснуть, и потом под воздействием внушения тот начнёт осуществлять какие-либо действия, говорить что-либо или вспоминать прошлое. Он всегда считал это шарлатанством чистой воды. А те единицы, которые могли всё-таки что-либо внушить человеку, пользуясь его доверчивостью, являлись, по убеждению Тревора, просто талантливыми мошенниками.

Аманда взяла небольшую подушку и подложила Тревору под голову, а сама придвинула к кушетке стул, села на него и включила диктофон.