– Вас подвезти, мисс Чейн? – Донёсшийся голос электрическим ветром поднял на теле все до единого волоски.

Эл едва не зашипела. Гадёныш, без сомнений, прекрасно владел собственным речевым аппаратом. Его идеально тактичные нотки безотказного предложения почувствовались даже в жалких четырёх словах. И будь профессор ещё чуть больше тщеславен, он непременно занёс бы их в хрестоматии для обучения страждущих малолетних пикаперов. Впрочем, Элис не сомневалась, что ни один человек в мире не произведёт такого эффекта всего лишь одной мелкой фразой. Увы, набор генов Джеральда Риверса был уникален и неповторим.

Обо всём этом, наверняка, догадывался и он сам, потому что небрежным взглядом окинул притихшую улицу, прежде чем вновь с пластиковой улыбкой уставился на мисс Чейн. И Эл показалось, что замерли даже вездесущие мухи. Все насторожились в предчувствии скорой развязки, возможно, кровавой, и раздражение трещало с шумом электростанции. Однако прошла секунда, затем вторая, и Эл вдруг поняла, что ей просто необходимо быть выше этого. Она не даст ни одного шанса на устную провокацию. Даже если оттого, как именно профессор выделил её имя, захотелось дать ему в рожу или плюнуть на капот эпатажной тачки. Желательно, серной кислотой. Но помолчав ещё пару мгновений, Эл лишь молча посмотрела в чудовищно бесцветные глаза, где провалами чернели расширившиеся зрачки, и всё так же, не произнеся ни слова, медленно подняла правую руку с оттопыренным средним пальцем.

Пантомима была понята верно, потому что уже в следующую секунду космический ублюдок рассмеялся и вдавил педаль газа в пол. Бешеный носатый монстр взревел двигателем и сорвался с места, стремительно унося своего владельца в горячее марево августовского заката.

– Ненавижу… – процедила Элис, пока смотрела вслед быстро удаляющейся чёрной точке. – Как вселенная вообще умудрилась породить такое?

Толпа безмолвствовала.

На следующий день перед дневной лекцией по квантовой оптике Элис забежала в лабораторию профессора Хиггинса. Пора было обозначить фронт работ на год и определиться с докладом на спонсируемую самыми престижными работодателями Кремниевой Долины грядущую конференцию по биотехнологиям. Заявку туда они подали ещё весной, и вот недавно пришёл ответ – их статья принята.

Работать с Хиггинсом было легко и приятно. Рыжеволосый, забавно тощий душка-профессор с удовольствием общался со студентами и к своим сорока годам был всё ещё не женат, за что не уставал благодарить небеса, пока неделями пропадал на конференциях и симпозиумах. И хоть по меркам университета Хиггинс был достаточно молод, увидев его бледную, заросшую рыжей щетиной физиономию в первый раз, их курс дружно дал новому преподавателю все прожитые им годы, а потом накинул сверху ещё десяток. И каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что разница между ними не так уж и велика! Впрочем, и та дюжина лет совсем скоро стёрлась, оставив за собой только уважительное обращение «профессор». В общем, немыслимым научным ветром занесённый в Массачусетс профессор Хиггинс быстро стал объектом всеобщей студенческой любви не только за своё едкое чувство юмора, которое так ценили юные гики, но и за поразительное человеколюбие. Однако даже у него бывали неудачные дни, когда характер брал верх над строгой натурой. И тогда профессор превращался в порядочную язву, ненавидел чопорную Новую Англию, а каждая его шуточка отдавала кладбищенским юмором.

Вообще, Элис считала его историю довольно забавной. Как потомственный военный инженер Хиггинс несколько лет отработал на британскую службу разведки, прежде чем однажды утром обнаружил в себе ярого пацифиста. Ирландская кровь немедленно возжелала революционных перемен, и форменная стрижка сменилась на бесформенные светло-рыжие лохмы, а строгий и вынужденно скупой на слова офицер неожиданно обнаружил себя восхитительным лектором. Хиггинс был очень хорош. Он стремился передать знания с той же страстью, с какой в своё время жаждал воцарения мира. И Элис искренне считала, что таких преподавателей больше нет. Живая речь и фанатичная увлечённость предметом завораживали настолько, что спустя всего пару лекций к профессору выстроилась очередь из желающих писать под его началом выпускную работу. Но вечно занятый Хиггинс выбрал только двоих. И как же была удивлена Элис, когда из десятков не менее талантливых однокурсников, он указал именно на неё. Ну и на Джошуа. Но у этих двух мужчин была совершенно особенная атмосфера с запахом канифоли, припоя и горячего пластика. Фанатики текстолита, они точно втайне принесли клятву верности на справочнике номенклатуры резисторов.