Как же она мечтала вновь прикоснуться к её щеке, увидеть блеск юных глаз цвета дождливого неба, как и прежде, почувствовать себя молодой девчонкой без забот и печалей. Настасья, со своей целомудренной нежностью будила в подруге чувства сравнимые лишь с извержением действующего вулкана. Понимая, что с ней никогда больше это не повторится, Рижская впадала в долгую и продолжительную депрессию. Что ей дело до огромного разросшегося буйным лесом государства, когда в её собственной душе не было покоя вот уже много десятков лет. Она была одинока и несчастна ровно настолько, насколько может быть несчастен человек лишенный всяческого тепла и поддержки. Возможно именно по этому, все окружающие считали её слишком собранной, без меры хладнокровной и совершенно нелюдимой. Хотя в случае управления целой страной эти качества как нельзя лучше подходили для психически неустойчивых и слабовольных женщин. Мало кто знал, но в глубине своей беспокойной женской души, Рижская обладала характером редкой пернатой птахи до сих пор стремившейся к небу, солнцу, свободе и любви…
Прошлое. 2145г. Ночь с 12 на 13 января. Зима.
– Ты будишь меня греть?
– Ты не замерзнешь. Я украла у мамы карту и купила несколько электро костюмов.
– Поцелуй меня.
Худощавая белолицая девушка с темным каре смотрела на Элену заискивающе и с неприкрытым восхищением. Она всегда ставила её интересы на первое место, даже когда они только познакомились. Это проявлялось во всем. Настасья позволяла Элене делать первой заказ в ресторанах, пропускала её вперед и слушалась беспрекословно, если та о чем-то просила или настаивала на своём. Настасья ненавидела жестокость, могла часами читать электронные книги прошлых лет. Ей безумно нравилось сознавать, что где-то может существовать жизнь, похожая лишь на сказочный роман. Постепенно, в это поверила и Элена, хотя по характеру от рождения, она была более сосредоточенной и практичной. Ей не свойственна была лёгкость в общении, она не любила читать, да и мечтать, у неё совсем не было времени. Мать нагружала её по полной программе. Школы, кружки, институт, где уж тут до романтики? Но с Настей она чувствовала себя возвышенно, легко и совсем не так, как с кем-то до неё. Постепенно, видеть и быть с Настасьей стало для Элены своего рода наркотиком. Она давилась окружающим миром и беспросветной тоской, если её любимой не было рядом. Когда она заговорила с матерью об этом, то получила удар по щеке и гневный, безапелляционный отказ.
– Что это значит, Элена?! Я ничего не хочу слышать.
– Но мама! – взмолилась девушка, испуганная такой жестокой реакцией.
Щёку больно саднило, а обида до краёв переполнила влюблённое сердце.
– Мы любим друг друга, мы хотим быть вместе! Мы очень хотим быть вместе!
– Что за глупость, что за бред?! – орала мать, гневно сверкая глазами с зеленцой, – Ты не имеешь права так относится к своей жизни! Я устроила тебя в лучший институт, из тебя может получиться профессионал, мы устроим тебя работать в лучшую компанию города!
– Я могу совмещать… – стояла на своем Элена, насупившись, словно маленький ребёнок.
– Нет, не можешь! Либо любовь, либо будущее, запомни это Элена. Если ты не можешь контролировать себя, то это значит, что я буду контролировать тебя. К тому же, подходит наша очередь на ЭКО. Ты обязана родить ребёнка. Это твоё прямое предназначение.
– Мама…
Элена в ужасе начала хватать ртом воздух. Она знала, что мать хочет, чтобы Элена родила, но не думала, что так скоро.
– Мама, я не хочу быть матерью. Я… Я не готова к этому. Я… я не хочу ЭКО. Не хочу!
– Мало ли, чего ты не хочешь, – скривилась мать, – Все хотят ЭКО. Все хотят быть матерями. Наш мир вырождается. Это, если хочешь, наш долг перед страной.