…Твой отец с его длинными и столь внезапными ногами, как только появляется, начинает поносить бесстыжих Каджаров, которые думали только о брюхе и о том, что ниже брюха, и тащили бессчетные богатства в подземелья своего дворца – золото, драгоценности… Мама твоя тоже не молчит.

– Ваше Величество! – замечает она отцу. – Тем непорочным госпожам, к которым вы изволили проявить жалость, тоже ведь нетрудно было спрятать золото и драгоценности в разные потайные местечки и потом вынести из дворца.

От крика отца больно ушам:

– А разве я давал разрешение, чтобы вы тащили туда ребенка – зрение и слух ему засорять? Эти старые ведьмы какой урок дают? Мало он болел?

Отец кладет свои длинные ноги на кресло. Из серебряного портсигара достает сигарету, прикуривает от газойлевой зажигалки. Говорит, выдыхая дым:

– Все равно золото и драгоценности найдутся в казематах. В каждую дырку они что-то засунули. Алмазы, яхонты, изумруды… А сколько антикварных вещей во дворцах – спаси Аллах! Считать – не пересчитать. Кое-какое имущество – например, те же непорочные девы из гарема – действительно новенькое и нетронутое. Но забавнее всего те игрушки, которые покойный шах вывез из своего третьего путешествия во Францию. Кибла мира[8] до того от безделья ошалел, что собственноручно переписывал французские инструкции к этим инструментам.

Отец запускает руку в свой глубокий и обширный карман и достает потрепанный блокнотик.

– Вот пожалуйста, что привез Обладатель счастливого сочетания звезд[9] своему нищему народу, которому и прикрыться-то нечем: женский корсаж зеленого атласа, обшитый золотыми нитями и галунами; шкатулки из авантюрина[10] – 2 штуки; веера французские – 10 штук; фотография английского лайнера, отплывающего в Америку; чулки французские – 11 пар; ситечко, а также щипцы для сахара посеребренные; клизмы французские – 10 штук; тут непроизносимое – одна штука; фотографии развратных женщин – 45 штук; свисток деревянный…

Он достает из кармана этот свисток и показывает тебе. Из всего добра ему приглянулся только свисток, и он его взял как раз для тебя.

Этот свисток ты на следующий день даешь своей сестре-близнецу, а когда она начинает свистеть, спрашиваешь ее:

– Ашраф, а что такое нетронутость девы?

Она дует в дырочку свистка, потом хитровато отвечает:

– Нетронутость это то, что есть у девочек, но чего нет у женщин!

Ее слова лишь добавляют к одной загадке другую, ничего не объяснив, однако смущение не позволяет тебе спросить о том же еще раз.

Твоя сестра-близнец с самого утра забралась на высокое дерево и не хочет слезать. Ты прекрасно знаешь, почему она обижена. Чтобы утешить ее, ты начинаешь изображать шаха, как делал в детстве:

– …С этой минуты вступает в силу наш указ: ни один падишах не имеет права жениться более чем на одной женщине!

Она так хохочет, что слезы текут из глаз. Но и не может не проявить своей девчоночьей вредности:

– А ты никогда не думал, что было бы, если бы я родилась хоть чуть-чуть раньше тебя?

Ты, в полной растерянности, отрицательно мотаешь головой.

– Глупенький! Если бы я родилась раньше тебя, то я была бы сейчас всесильным наследником престола, а ты – нетронутой девой.

Ее слова тебя расстроили, задели. Но ты ничего не говоришь. Такой уж у нее характер: она никак не может удержать свой острый язычок. У этой девочки, в отличие от вашей старшей сестры Шамс, нет ни крупицы девичьей мягкости. Потому-то отец к ней так равнодушен. И сколько раз ей уже доставалось за ее поведение, однако она и не думает меняться.

Она слезает с дерева и, чтобы загладить нанесенную тебе обиду, начинает говорить голосом неестественно грубым и басовитым: