– Поручик Григорий Петрович Чемесов. Я привез указ императрицы на освобождение господ Озеровых.

Григорий без промедления приблизился к Глушкову и протянул бумагу. Сверток оказался уже распечатанным, видимо, рукой Борисова, и Егор Васильевич, нахмурившись, пробежался глазами по его содержимому. Действительно это был приказ на освобождение всех троих Озеровых, подписанный самой императрицей. Сургучная печать скрепляла данную бумагу, и указ показался Глушкову подлинным. Однако некое сомнение оттого, как быстро поменялась воля государыни, все же скребло Егора Васильевича, и он, подняв глаза на молодого человека, который напряженно и как-то одержимо смотрел на него прямо в упор, заявил:

– Весьма странный указ, если знать, что прежний был совершенно иного содержания.

– Вы намерены обсуждать волю государыни нашей? – выпалил Чемесов, сжав кулак.

– Нет. Но все же это все странно, – не унимался комендант.

– Вот указ. Вы обязаны освободить заключенных. Мы ждем только госпожу Озерову.

– Слишком вы прытки, сударь, – заметил Глушков и замолчал. Он пытался тянуть время, чтобы дождаться возвращения своего гонца. Представлял, что верхом тому надобно не более четверти часа, чтобы достичь Зимнего. Ну и около часа, чтобы узнать, действительно ли указ подписала Екатерина Алексеевна.

В комендантскую заглянул Борисов и выпалил:

– Егор Васильевич, приехал!

– Зови, – приказал Глушков.

В комнату вошел запыхавшийся солдат, по шляпе которого ручьями стекала вода. Он быстро приблизился к Глушкову и что-то прошептал ему на ухо. Уже через миг комендант поднял давящий взор и, обведя им Чемесова и двух Озеровых, отчеканил:

– Государыне ничего не известно о сем указе. Потому я делаю вывод, что вы, поручик, привезли поддельное послание.

Григорий поменялся в лице и, смертельно побледнев, выпалил:

– Как вы смеете, милостивый государь!

– Смею, еще как смею, – вымолвил твердо Глушков и властно велел: – Озеровы останутся под арестом, а вы, сударь, немедля покиньте крепость, пока я не настрочил рапорт о вашем своеволии!

Не успел комендант договорить свою фразу, как Чемесов стремительно вытянул из ножен свою саблю и, схватив Глушкова за горло, прижал его к себе спиной, приставив острие к шее Егора Васильевича.

– Не двигаться! – гаркнул Чемесов, обводя глазами двух солдат, гонца и Борисова, которые также выхватили в ответ сабли и уже было бросились к нему. Глушков попытался сопротивляться хватке Чемесова, но молодой человек еще жестче надавил на лезвие, и оно сильнее впилось в горло коменданта. – Прекратите! Иначе изведаете моей сабли!

Глушков замер, недовольно поджав губы, а солдаты и прапорщик остановились.

– Оружие на пол! – скомандовал Григорий. – Ну, кому сказал! И ружья тоже!

Солдаты, гонец и Борисов, недовольно сверкая глазами, кинули сабли и ружья на пол, оставшись на месте. Кирилл Петрович и Сергей Озеровы, стояли неподвижно и лишь ошарашенными глазами смотрели за всем.

– Чемесов, вы спятили? Да вас под трибунал за это отдадут! – прохрипел Глушков, не в силах нормально дышать, потому что молодой человек как будто железным кольцом руки сжимал его горло.

– Ха, на испуг берешь! Да мне уже ничего не страшно! – бравируя, выпалил Чемесов, испепеляя глазами солдат и прапорщика. Видя, что они ждут удобного момента, чтобы накинуться на него, Григорий гаркнул: – А ну отойдите к окну! Ну!

– Мы отойдем, ваше благородие, – сказал увещевательно Борисов, пятясь к окну и не спуская напряженного взора с молодого человека. – Только вы с саблей поосторожней там. Не ровен час, пораните Егора Васильевича.

– Вы пьяны, поручик, сейчас же отпустите меня и уберите оружие! – процедил в бешенстве Глушков, осознавая, что за все время его службы комендантом подобного случая не случалось и теперь это положение пойманного было для него невозможно унизительным.