На следующий же день представилась возможность выкупить у бродников оружие и заступы. Данила еще раз убедился, эти степные жители – жестокие дети великой степи, заматеревшие в неимоверно тревожной, непредсказуемой жизни, наученные всем правилам выживания, готовые к любой неожиданности. С разрешения сотника Данила с Тохтой сходили вечером в стан союзников. Взяли с собой примерно половину собранных денег и драгоценностей. Разговор поначалу не заладился. Бродники не шли на дружеские контакты. Однако, когда Данила сказал, что их пехотные начальники разрешили закупку оружия (ведь они союзники!), торги начались. Когда Данила откровенно заявил, что у его друзей-пехотинцев есть лишь одно желание – выжить в предстоящей войне, взгляд у бродницких начальников потеплел.

По наблюдениям Данилы, они были людьми, привычными к обманам и в то же время являли собой наивных детей степи. Среди них выделялся тот самый сотник, что выстраивал конную сотню неподалеку от их строя. Он являл йстатного молодого мужчину тридцати лет по имени Вакула, с васильковыми глазами, словно освещающими собеседников голубыми лучиками из смуглого, обожженного степными ветрами лица. Во время торгов он внимательно рассматривал новобранцев, словно давал какую-то важную оценку каждому из них. Прервав на минуту начатую торговлю, кивнул Даниле:

– Пойдем, потолкуем. Понимаю твои мысли, вижу в них отражение своих, и потому хочу дать тебе один совет.

Когда они отошли на десяток метров, Вакула резко развернулся на каблуках, приблизил свои сверлящие въедливо васильковые глаза к лицу новобранца:

– Мы, бродники, – тоже русские люди, православные, те, кто ушел от князьев и бояр, главных губителей народа. Мы – вольные люди, сами себе хозяева. Все мы вырвались на свободу, ушли от несправедливости нынешних правителей и осваиваем земли на Дону и Волге. Мы принимаем русских людей, кавказцев, бегущих от рабства, от хищников-князей и бояр, пьющих кровь простого народа. Ты вот не знаешь, что наши предки, бродники, на Калке охотились особо за князем Мстиславом Удатным, негодяем из негодяев. Хотели мы его в плен взять и судить вместе с другими за все преступления. Так он бежал позорно, да при бегстве перерубил и утопил все лодки на переправе, чтобы русское войско не переправилось вслед за ним. Обрек на гибель всю киевскую рать. Тогда все бродники думали, что русские князья одумаются, прекратят усобицу, войны и грабежи, сплотятся и отведут страшную беду от настрадавшейся Руси. Ан, нет, алчность князей выросла в разы, а вместе с ней вспыхнули бесчисленные распри. Так что спустя двадцать лет после Калки вся Русь в ордынское рабство попала – это Божья кара. И жаль, что более всего простому люду все беды достаются.

– Ты, чую, малец упорный, задумал жизнь свою и своих друзей спасти. Это правильно. Мне тоже не нравится, что вас, русских людей, превратили в живую приманку. Но ты должен усвоить, что уйти тебе к нам, бродникам, никак нельзя. Мы вас не примем. Договор у нас есть с Ордой. Старый договор, еще с тех пор как мы вместе с монголами сокрушили все русское и половецкое воинство при Калке. И хотя случилось это почти полтора века назад, у нас, у бродников, свежа память о подлых князьях – главных виновниках всех бед русской земли. Так вот, запомни, мы не выдаем всех беглых, кроме тех, кто служит в ордынской армии. Жаль, конечно, но на нас не рассчитывай. Если хочешь выжить и друзей своих спасти – уходи от Орды на Кавказе. Там легко затеряться.

Между тем торги продолжались. По кругу пустили большой тяжелый деревянный ковш со свежесваренным пивом. А когда бродники увидели золотую фигурку Будды, их глаза загорелись, руки задрожали в стремлении прикоснуться, погладить неведомого Бога, сделанного руками искусного мастера. Тохта это тоже отметил и с азартом стал выторговывать оружие. Особо его интересовали копья с длинными коваными трехгранными наконечниками. К наконечникам были приварены тонкие стальные трубы метровой длины – в них вставлялись прочные деревянные древки из просушенной сосны. Такое копье трудно сломать или перерубить. Пехотинец мог упереть копье в землю и принять на него несущегося во весь опор коня.