Я шла быстро и догнала её у нашей продуктовой лавки. Из-за хромоты Каталины я всегда её догоняю, даже если она бежит. Проходя мимо, я увидела, что моя мать поёт в лавке, наполняя корзину. Она выбирала овощи, только что привезённые из Большого Посёлка, и яблоки из сада семейства Долорес, собранные моим отцом на прошлой неделе. Я схватила Каталину за руку, и мы остались у дома новичков с Хуаной и Маргой, работающей в аптеке Большого Посёлка.

Подъехала машина, и мы все уставились на неё, прищурившись, потому что палило солнце. Истинная правда, говорю вам, сеньор, что для апреля оно слишком припекало. «Марко сказал мне, что приезжие истратили все свои сбережения на этот дом», – сообщила Каталина. «Да не верь ты всему подряд, и особенно в то, что болтает Марко», – ответила я. Дело в том, что он всегда всё разузнаёт, поскольку слишком суетится и весь день проводит в барах Большого Посёлка, а иногда и целые недели в приморском городе. Но нам неизвестно, чем он там занимается. «Не обращай внимания на Марко, ведь Марко слышит звон, да не знает, где он». «Какая же ты недоверчивая, Лея», – упрекнула меня Каталина.

В это время блондинка, спавшая в машине, проснулась и смотрела на нас в окошко. Мальчик лет четырёх или пяти открывал рот и вроде бы плакал или даже орал. Я отпустила руку Каталины, и она спросила меня, куда это я собралась, добавив, что мне лучше остаться там с ней. Но я подалась вперёд и приставила ладонь ко лбу, чтобы шире открыть глаза. Я встала рядом с Эстебаном, и он прикоснулся к своему ружью, ибо не ожидал, что я окажусь так близко, ведь Эстебан меня побаивался. Первым из автомобиля вышел отец семейства, и я подошла к нему. «Привет», – сказала я; он ответил: «Привет» – и взглянул на надпись на фасаде дома. Я молча смотрела, как женщина тоже выходит из машины. «Привет, – сказала я ей, – за вами следит весь посёлок». «Не обращайте внимания на эту надпись, потому что здесь не люди, а ослы, они не слишком много думают, поэтому и делают такие вещи», – добавил Эстебан.

Белокурая женщина усмехнулась, но её смех отличался от нашего. Такой в деревне мало кто слышал: сдержанный и вежливый. Здесь, где вежливость – редкость, он не вписывается в наши привычки. «Не стесняйся, смейся в своё удовольствие, хоть во весь рот, потому что тут мы хохочем, показывая зубы», – сказала я ей. А отец взял на руки ребёнка, который не переставал плакать. «Большое спасибо за приём», – сказал он мне. И прежде чем они вошли в дом, я сообщила им, что я – Маленькая Лея, а Большая Лея – это моя мать, и что она скоро принесёт им овощную корзину, ведь она владелица бакалейной лавки. Затем все присутствующие принялись выкрикивать свои имена. Я – Марга, из аптеки в Большом Посёлке. Я – Хуана, сестра Хулито, но теперь я стала просто Хуаной, без брата. Я – Марсела, а он – Адольфо, мы пасём у речки коров породы туданка. А Каталина подошла и объявила: Я – Каталина, я выхаживаю цыплят в инкубаторе братьев Хорхе, и её щёки стали твёрдыми, как фундук, и красными, как закат в семь часов пополудни. А Эстебан заявил: Я – Эстебан, и больше ничего не добавил, потому что он только и мог сказать: Я – Эстебан, самый боязливый человек в мире, каким его знают в посёлке, или: Я – Эстебан, тот самый, кто убил собаку Леи, но он ограничился своим именем. Я – отец Антон, служитель церкви, тот, кто служит воскресную мессу и звонит в колокола. Но я на Антона не смотрела, потому что не ведаю, каково ваше мнение, а я ничего не хочу знать о боге. Иногда Антон останавливает меня в посёлке и кричит: «Куда это шагает Маленькая Лея, которая так редко ступает по полу моей церкви?» И он пытается впарить мне мероприятия для молодёжи. А я ему повторяю: «Антон, Антон, – я отказываюсь называть его «отцом», поскольку у меня уже есть свой отец, а этот всего лишь пастырь овец, – лучше промолчать, чем лишнее болтать. Молчание меня не красит, а вот тебе лучше держать рот на замке».