Вся гурьба пересекла границу врат, самолично не получив и отклика со стены. Пересекая внешний фасад высоких стен частокола, чьи бревна, уходили глубоко в землю, они ждали немногого, особенно Калиб и, двоя других солдат, но впечатления Джоаля было максимально удручающим.

Видя скудные домишки с соломенными крышами, да малокровных девиц в рваных затрапезных сарафанах, он почувствовал ломящие чувство в груди. Его вид был на редкость вызывающим относительно сермяжных горожан, и теперь он начинал понимать искрившую неприязнь фермера. Так же он, близоруко держа голову поднято, нежданно сойдя с тверди, вступил в склизкую чавкающую хлябь, отчего его знаковые дегтярные сапоги, растеряли, свою навязну, и обзавелась серыми кляксами чамура. Остальные, включая Гайта не чувствовали дискомфорта, и даже не заметили, как их сир шатко увязает, свыкаясь с нависшей мыслью, что миновать данную оказию квелого грунта, в пределах границ поселения обнесённым кольями, до поры не удастся. Вокруг грудились множественные разношерстые строение: лавки, жилые склоченные из бревен и редкого камня дома, застревающие в гуще телеги, одинокая покрытая конюшня, и даже небольшая мельница под черепичным навесом с жерновом, и мелким наделом, к коей вместе с котухом примыкала харчевня. Ратуша ближе к середине околотка, к которой и прилегал огонь выросшего почитай шпиль столпа, совершенно не вызвала симпатии, не смотря на в разы приятнее относительно остальных домишек – бревенчатую пропитанную дёгтем обшивку фасада. Так же у здания были крупные окна, в которых зиял свет, несмотря на ещё весьма светлый полдень, не беря в расчёт близящиеся серые тучи, омрачавшие день в ненастный саван.

Форсируя хлябь, радушно устланную по улицам, меж прибитых к стенам домов и лачуг, из которых сыпалась ругань, то мусор, они решились следовать плану. Под этими стенами, должно было быть место с большим скоплением людей, и не тех, кто носил обноски, а странников, бравых воинах… или хотя бы следопытов.

Под очередной крышей из соломы, послышалась желчная ругань, и из прорубленного окна вылетела чугунная сковородка. Она весомо воткнулась в глотавшую всякое грязь, прямиком пред Джоалем, и, утирая капельку отлетевшую к его опрятному носу, тот лишь повел опасливым взгляд по траектории полета, надеясь избежать рецидивов обшивки. Да него дошли лишь последние слова, от басовитой женщины, и тихое блеяние мужчины.

Огибая место рьяной склоки, они скрылись за тенью высокого бревенчатого дома, со стоком прямиком в хлябь, из которого выходило нечто похожее на воду из болот с листьями, но судя по пряному запаху листьев с пихтой, из трубы сверху, это была заурядная баня. Из полуоткрытых запотевших окон то и дело были слышны воодушевленные возгласы с хлестом вымоченных листьев и размокших прутьев, а вырывающиеся поры пара были напоены мятой. Одни из трех створок дома с запотевшими окнами распахнулись, и из них высунулась голая по пояс дева, что со свисающими грудями, и намоченными светлыми волосами, кокетливо призывала их присоединиться, улыбками и мановениями игривых пальцев. Моз и Коуб, ответно свистнули ей, Гайт стесненно качнул головой, Калиб и вовсе не подметил её, а Джоаль, не желал отвлекаться. Отвлекаться надолго…

Они, отпираясь от приятных запахов, топтали затхлое месиво под собой, возмогшая и пробираясь к широкому каменному зданию вблизи мельницы, совмещающей с собой скудный хлев. Строение было двухэтажным, и из небольших окон, не было слышно отталкивающего гула перебранок или непотребных им драк. Это до поры внушало спокойствие. Крыша так, как и у бани имела багровую опалубку, хоть и перекосившуюся, и годами не реставрируемую, облупившуюся с краю. С забитых листьями и грязью желобов то и дело занималась капель безвыходно застопорившейся воды, которая все не желала вытекать полностью, но и оставаться в доле зеве, аналогично не спешила. Чуть выше притворенной двери высилась кованая бирка в форме лепестка, раскачивающаяся на забредающем ветру –