НАТ. УЛИЦА. ДЕНЬ

По полупустой улице города по направлению к студенческому общежитию пединститута гордо вышагивает тощий, приземистый и хилый КОНСТАНТИН ОБРУЧНИКОВ с латиноамериканским носом, пухлыми африканскими губами и классической римской лысиной.

ОБРУЧНИКОВ высокомерно вышагивает по изрядно потрескавшемуся асфальту, высоко задрав голову.

ОБРУЧНИКОВ легко по-мальчишески перепрыгивает через многочисленные лужи, открыто улыбается встречным девушкам и фальшиво насвистывает, почему-то, свадебный марш Мендельсона…

На полпути в общежитие тощий «гений» нежданно-негаданно ощущает чувство голода и решает зайти в «Пельменную».

ИНТ. ТРЕТЬЕСОРТНАЯ ПЕЛЬМЕННАЯ

Грязная обшарпанная «Пельменная». Несмотря на то, что в зале мало народу, Юрий Михайлович СЫСЬКО – немолодой мужчина с елейной улыбкой, подсаживается к жадно уплетающему пельмени ОБРУЧНИКОВУ, даже не попросив разрешения.

Немного поковырявшись в завядшем салате, он отодвигает тарелку в сторону и, брезгливо поддев на вилку разваренный пельмень, сует его в искривившийся от отвращения рот. Немного пожевав отправленное в рот яство, он аккуратно вытаскивает несъедобное месиво чайной ложкой, и, отхлебнув глоток мутно-серого чая, непринужденно начинает беседу.

СЫСЬКО

…у меня за городом есть небольшой домик, нельзя назвать его дачей, но садом-огородом называть язык не поворачивается… Знаешь, я как-то не любитель ковыряться в земле. Сажать картошку, выращивать в теплице помидоры – я как-то не люблю, это же добровольное рабство. На моей фазенде ничего не растет, кроме аккуратно постриженной травки. В центре я выкопал огромный, бассейн, как в американских фильмах, с бетонным дном и вышкой для ныряния, рядом с бассейном небольшая банька. Банька сделана добротно, по-русски, не люблю я эти, финские сауны, эти потогонялки. Толи дело пропарится в парилке с березовым веничком, а потом в бассейне охладишься, и годы с плеч долой. Знаешь, когда из бассейна опять в парилку влезешь, такой слоеный пирог получается, внутри жар, кожа холодная, а вокруг около восьмидесяти, я даже градусник в парилку повесил, для контроля.

Друзья, которые у меня бывают, говорят: «У тебя Юрий Михайлович»…

(представляется, протянув руку Константину)

Юрий Михайлович,

ОБРУЧНИКОВ

(недовольно)

Очень приятно… Костя.

СЫСЬКО

(слащаво улыбаясь)

Мне тоже приятно… Друзья говорят: «У тебя, Юрка, не банька – а предбанник в рай». Когда мы с тобой поближе познакомимся, ты по-настоящему поймешь, что такое доподлинная приятность. А езжу я на дачку на тачке. У меня старенькая «Волга», знаешь, такие были, «ГАЗ-21» – зверь, а не машина. Врубишь музЫку на всю катушку, несешься по автостраде и предвкушаешь блаженство, да в моей баньке не только членам… правительства можно мыться, но и лицам королевских кровей. Эх, Костик, знаешь, а я бы с тобой прокатился бы с ветерком на мою дачку, ты бы познал, что такое настоящая мужская… компания, с горячей банькой да холодным пивком опосля парилки. Это же верх блаженства, откинешься на спинку кресла и кумекаешь, ежели смерть когда-нибудь коснется меня своим холодным крылом, то хорошо бы в этот момент, когда ты полностью расслаблен, душа еле держится в распаренном теле, дунь и сама отлетит…

СЫСЬКО пододвигает свой стул поближе к доедающему пельмени КОНСТАНТИНУ.

СЫСЬКО

Знаешь, какие у меня на даче угощения, эти говянные пельмени – не та, пища, которую должен вкушать такой человек, как ты.

ОБРУЧНИКОВ

(с опаской)

А какой?

Смутные подозрения закрадываются в душу СТУДЕНТА, он уже начинает подумывать о том, как бы смотать поскорее удочки.

ОБРУЧНИКОВ

(про себя)