– Убийство, – хмуро ответил тот, что был старше, и отступил в сторону, позволив Курту разглядеть, наконец, причину всеобщего внимания. – Девицу, живущую в этом доме, утопил любовник минувшей ночью.
– Бедняжка… – чуть слышно проронила Нессель. – В такие годы…
Курт не ответил, подойдя ближе к телу, лежащему прямо на земле у входа в дом. Женщина с заплаканным покрасневшим лицом, нечленораздельно воя сквозь слезы, вцепилась в руку с посиневшими ногтями и не позволяла себя увести; хмурый молчаливый мужчина подле нее лишь безнадежно тянул ее за плечо, уже не пытаясь перебить рыдания бессмысленными утешениями. Лицо покойницы распухло от воды и словно бы выцвело, но даже сейчас было видно, что Нессель не ошиблась, – девица и впрямь была молода и при жизни даже привлекательна.
– Откуда стало известно? – спросил Курт тихо; горожанин вздохнул:
– Убийца сам пришел. Явился под утро к церкви, пьяный вдребезги; непонятно, как на ногах-то держался… И начал долбиться в двери с криками, что совершил душегубство и нуждается в покаянии, прямо здесь и немедля. Святой отец решил, что парень попросту перебрал, но на всякий случай служку послал в магистрат, а сам тем временем стал принимать исповедь. Ну и вот… Сами видите. Нашли ее там, где он указал, – под мостом, придушенную и утопшую.
– Причина?
– Поругались они намедни, – пожал плечами горожанин. – У ней, говорят, на подхвате был еще один ухажер… Парень ее вроде как послал куда подальше, когда она отказалась порвать все отношения с его соперником, а потом решил помириться и попытаться убедить еще раз; назначил ей встречу – ночью, подальше от чужих глаз, чтоб пришла тайком от родителей и никто не видел. Сам перед встречей для смелости или, уж не знаю, с горя принял хорошенько, там они опять поцапались, слово за слово – он ее сгоряча и того…
– Сгоряча ли? – уточнил Курт с сомнением. – «Тайком от родителей», ночью… Зачем?
– Так другой ее ухажер по соседству живет, – сообщил второй активист от магистрата. – И к нему ее отец более благосклонен был… Я не думаю, что он это планировал, майстер инквизитор. Он сейчас сидит в магистратской тюрьме… хотя, скорее, дрыхнет – после такой-то попойки… Так вот, видел я его, и поверьте: парень сам в ужасе от того, что наворотил. Уже дважды попросился на виселицу прямо сейчас.
– Протрезвеет – перестанет проситься, – уверенно возразил Курт; бросив тоскливый взгляд на мертвую свидетельницу, он медленно приблизился к мужчине, что все так же молча стоял подле плачущей жены, и осторожно тронул его за локоть, привлекая внимание. – Твоя дочь?
На человека с Сигнумом тот взглянул рассеянно, надолго задержавшись взглядом на стальной бляхе Знака, словно ожидая увидеть на полированной поверхности какое-то откровение, и, наконец, медленно, тяжело кивнул.
– Соболезную, – как можно мягче произнес Курт и, выждав мгновение, продолжил: – Знаю, что сейчас тебе не до других людей, дел и расспросов, но то, что я хочу спросить, действительно важно. Сможешь собраться и ответить мне?
– Для кого важно? – тускло уточнил рыбак.
– Хороший вопрос, – согласился Курт. – Быть может, для тебя и памяти твоей дочери, для того, чтобы не предполагать, а знать, почему и как она погибла.
– Мою девочку убил пьяный ублюдок, – сквозь зубы выговорил рыбак. – Что тут еще выяснять, мастер инквизитор?
– Как знать, – многозначительно отозвался Курт, понизив голос; рыбак запнулся, бросив напряженный взгляд в толпу вокруг, увлеченную обсуждением подробностей свершившегося смертоубийства, и, помявшись, спросил так же тихо:
– Что вы хотите узнать?