Доменик взглянула на него уже с некоторым налетом заинтересованности, так сказать, с научной точки зрения – "новое слово" в сфере параноидного личностного расстройства?

Жаль, нет времени позаниматься подобным экземпляром.

– Как только я засыпаю, этот проклятый костер тут как тут. И с каждым разом он подбирается все ближе. Ближе ко мне. И уже подпаливает меня. Как видите.

Он медленно натягивал на себя одежду, морщась каждый раз, когда ткань касалась ран.

"Понятно. Психосоматический синдром, вызванный болезнью – фобия, будто его кто-то хочет сжечь", – Доменик в который раз пожалела о невозможности более подробно ознакомиться с занимательным, но не в том месте и не в тех условиях объявившимся объектом, без сомнения, увлекательного исследования.

– Я боюсь заснуть, потому что каждый следующий сон это еще один шаг костра мне навстречу… или меня к нему. В конце концов, он убьет меня. По моим подсчетам, осталось три таких сна. А это два-три дня. Больше я не выдержу.

Он вновь опустился в кресло напротив, порылся внизу в чем-то и небрежно швырнул ей что-то чуть ли не в лицо.

Она вздрогнула. По ее одеревенелому телу в неуместной, согласно ситуации, ярко-желтой с зелеными атласными бантиками, пижаме рассыпались упаковки с таблетками – психотропные стимуляторы всех видов, назначенные ему, видимо, им самим же. Включая новомодный модафинил, активирующий психическую деятельность мозга.

– Но и это уже почти не помогает. Зверски хочу спать. Так что, моя жизнь в ваших руках, – он устало усмехнулся, – как и ваша… в моих.

От его последнего заявления потеплело на душе – у нее есть шанс. Он уже не требует, а просит о помощи. О помощи почему-то именно у нее.

Доменик слегка расслабилась. В душе, опять же, поскольку у тела это не получилось по известной причине:

"Парадокс. Я останусь жива благодаря тому, что приговорена умереть".

Видимо, луч надежды высветился и в глазах Доменик, поскольку от "благожелателя" немедленно последовало разъяснение, притушившее зародившийся оптимизм:

– Я дарю вам эти три дня. Моей и вашей жизни. Как вы собираетесь выкручиваться из этой истории и что будете делать, мне наплевать. Важен итог. И если вы не справитесь, – он бессильно, уже не кривляясь, развел руками, – уж, не обессудьте. Вы сгорите вместе со мной. Это просто как данность. И ничто вам не поможет. Я изолировал дом. И вас вместе с ним, как вы понимаете. Запер все выходы. Отключил телефоны. Вас нет. Ни для кого. Кроме меня.

Сегодня ночь с пятницы на субботу. Доменик взглянула на часы на стене напротив кровати – три часа. В ее распоряжении суббота, воскресенье, пон…, нет, в понедельник возвращается Лудовика. Всего… два дня. Она не успеет. Да и при наличии трех дней не реально вывести его из кризиса. Не говоря уж о полноценном лечении, которое ему необходимо – это приблизительно пять-шесть месяцев. И то, без обещания положительного результата. Слишком уж запущено заболевание. А, если выяснится, что это еще и наследственный подарок, шансов помочь ему почти нет.

Доменик загнанно вздохнула: "Глупо! Как глупо! Глупее не придумать! Все летит к черту. И почему? Только потому, что этот придурок что-то там видит во сне".

– Итак? Ваше "да"? Или…

Он, подавшись вперед, ждал ответ.

"Он не понимает, что мое "да" абсолютно ничего ему

не даст. Хотя… ему не даст. Но мне… Кто знает, что может произойти за эти два дня? А вдруг случится землетрясение…, или… всемирный потоп…, или… внезапное похолодание…".

Она тщетно старалась найти еще хоть что-нибудь, более будничное, нежели вселенский катаклизм, способное посодействовать ее освобождению. Но… все было против нее. Включая выходные дни, когда о ней никто и не вспомнит – ни в одной из сфер ее деятельности.