Мне хотелось думать, что от боли.

Я сижу в кресле и жду. Не пробившись сквозь огонь, он ломает стену в эту, смежную с залом мёртвых петухов, комнату. По ней ползут трещины, моя рука лежит на рычаге – я отнюдь не собираюсь увидеть василиска и умереть, но и убежать от него вопрос весьма проблематичный, потому как падая, подвернул лодыжку.

Моя надежда на дальнейшую счастливую жизнь основывается на том, что кресло стоит в углу. Вряд ли он заметит меня раньше, чем я его. Теперь остаётся ждать момента, потому что… Извечное любопытство, убивающее не только котов, заставляет выжидать.

И он входит. Его глаза закрыты, и василиск ведом лишь чувствительным к теплу участком тела на голове, который унаследован от матери-змеи. Он надвигается на меня.

На длинной шее блестит металлическая коробка. Я злорадно ухмыляюсь и напрягаю мускулы правой руки. И испытываю все гнусные ощущения той крысы, готовящейся к последнему прыжку.

И это портит всё – моя реакция запаздывает на долю секунды.

Они прекрасны – эти глаза. Рубины ослепляют меня и, отразившись в моих слезах, затопляют пространство вокруг кровавой пеленой. Сквозь неё я покидаю реальность и ухожу вовне.

Моя тяжелеющая рука плавно сдвигает своей массой рычаг…

И полыхающее пламя гасит удивительные глаза, которым уже никогда не суждено удивиться…

И дыбится море свечами гейзеров, возвращая себе ласку и доброту…

Куски плоти шлёпаются на камень моего тела. Зловонная кровь захлёстывает меня, и абсолютно неожиданно я осознаю, что могу приподнять голову.

Пошевелить рукой.

Согнуть ногу.

Жить.

Тело остаётся твёрдым на ощупь, но шевелится. Поднимаясь, я уже знаю, что должен сделать.

Ранним утром я выхожу на дорогу. Туловище переваливается на колоннах ног. Я – Командор, идущий на встречу со своим Дон Жуаном.

Выгоревшие холмы безлюдны, и проходит около часа, прежде чем вдали показывается машина комбата. Новое тело слегка потрескивает под лучами солнца, слизывающими с него капельки росы, которые подарил мне утренний туман.

Шагаю навстречу, останавливаюсь. Машина скрывается в овраге, чтобы спустя несколько секунд вылететь на вершину холма. Он не заметил меня раньше и не успевает затормозить. «Уазик» врезается в мои ноги и отрывает бампером изрядный кусок видавших виды галифе.

– Теперь ты поверишь мне!

Я нагибаюсь над машиной, выбиваю головой лобовое стекло и встречаюсь с белыми от ужаса глазами комбата.

Он не может говорить и только мычит нечленораздельно, не пытаясь уклониться от осколков, изрезавших лицо. Скорее всего, в момент столкновения руль таки сломал ему несколько рёбер. Ха, пользуйтесь ремнями безопасности при встрече с шагающими памятниками!

– Я знаю, сейчас ты готов поверить мне!

Я выволакиваю его из машины и, удерживая за плечо, ставлю перед собой.

Он закрывает глаза и стонет. Изо рта выпрыгивает змейка крови.

– Смотреть на меня! Ты поверишь мне-е-е…

Каменеющие губы не успевают за ходом мысли и речь прокурора, которую обрушиваю на него, сливается в протяжный вой.

Комбат молчит. Вдруг в какой-то момент его глаза начинают закатываться под лоб, а тело обмякать. Я встряхиваю его в каменных тисках.

– Каждый день в армии погибает несколько человек, а такие, как ты, ждут своих звёздочек! – реву я ему в лицо, в эту посеревшую сытую морду, но он, кажется, не хочет слушать меня.

…Как взбесившийся пресс сжимаются мои пальцы. Трещат ломающиеся рёбра, лопаются ключицы и вот голова закидывается назад, а хлынувшая из горла кровь начинает заливать нос, глаза, волосы и дальше вниз… вниз… вниз…

И глухой стук камня, ударившегося о камень…