Олег вдруг замер. Его взгляд остановился на следах, пересекавших дорогу. Полосы тянулись вдоль асфальта, будто нечто огромное и тяжёлое проползло здесь недавно. Данила, увидев это, нахмурился.

– Не трогай, – коротко бросил он, заметив, как Олег инстинктивно наклоняется ближе.

Следы выглядели зловеще. Они продавили асфальт, а по краям борозд осталась густая, блестящая слизь. В слабом свете фонаря она будто светилась, шевелилась, отзываясь на любое движение воздуха.

– Это они, – хрипло выдохнул Олег.

Мила прищурилась и хотела было рассмотреть находку ближе, но Татьяна Павловна шагнула вперёд и остановила её.

– Не подходи, – строго сказала она. – Это может быть опасно.

Мила подняла взгляд, встретившись с глазами Татьяны Павловны. Казалось, она хотела возразить, но вместо этого лишь коротко кивнула и отступила.

– Эти совсем свежие, – сказала она спустя время, глядя на Данилу. – Они были здесь недавно.

– Значит, могут быть где-то поблизости, – заметила Татьяна Павловна. В её голосе не звучало паники, но тревога ясно читалась в глазах.

Туман сгущался. Теперь он казался не просто естественным явлением, а частью этих улиц, словно сам район отгородился от внешнего мира невидимой завесой. Звуки глухо раздавались из разных сторон: скрип ветки, шелест мусора. Данила жестом показал продолжать путь.

Метро было близко. Они миновали двор на Совхозной. Этот участок напоминал импровизированный лагерь, где кто-то пытался выстоять против нашествия. Баррикады из дверей, старых шин и железных листов выглядели хрупкими. В центре двора валялись остатки костра: чёрный круг обгоревших камней. Запах гари смешивался с сыростью, словно воздух всё ещё хранил воспоминание о жаре.

Рядом лежали вещи: ботинок, порванный рюкзак, пустая банка консервов. Всё вокруг выглядело застывшим, как фотография. Место, где оборвалась чья-то жизнь, но следы борьбы так и не нашли своих свидетелей.

– Здесь всё мертвое, – тихо сказала Мила, оглядывая двор.

– Пока что, – ответил Данила, поднимая фонарь. – Но это может измениться в любую секунду.

Данила первым вошёл в лагерь, велев остальным держаться позади. Его движения сделались аккуратными, почти кошачьими. Он медленно подошёл к костру и слегка пнул ногой кусок дерева, давно обугленный до чёрного блеска. Взгляд скользил по деталям, ловя каждую мелочь.

– Они ушли в спешке, – наконец сказал он, наклоняясь над одной из банок. – Но почему всё цело?

– Может, успели уйти, – тихо предположила Татьяна Павловна, подходя ближе. Она присела у костра, провела пальцем по углю и нахмурилась. – Уголь холодный. Никто не был здесь несколько дней.

Олег, стоявший в стороне, заметил на одном из баррикадных столов рваную клеёнку, прикрывающую небольшую коробку. Он поднял её и обнаружил под ней старый дневник. Кожаная обложка потемнела от сырости, страницы слиплись, но на первой из них всё ещё можно было разобрать имя: «Николай Л.».

– Что это? – шёпотом спросила Мила, подходя ближе.

– Дневник, – отозвался Олег. Его голос был тихим, как если бы громкие звуки могли разбудить что-то невидимое. – Кажется, его потеряли

Он открыл тетрадь, перелистывая страницы с осторожностью, чтобы не повредить влажную бумагу. Чернила кое-где расплылись, но часть записей всё ещё читалась.

3 сентября:

«Мы удерживаем лагерь. Эти существа не подходят близко, если костёр горит. Свет – это единственное, что их держит. Но дрова заканчиваются…»

Олег замолчал, и его пальцы дрожали, пока он листал дальше. Следующая запись выглядела торопливой, строки шли неровно, как будто писавший был в панике.

4 сентября:

«Сегодня пропал Артём. Он пошёл за водой и не вернулся. Мы слышали его крики… Чёрт, я не могу это забыть. Это был не человеческий крик. Что-то жуткое, будто железо скрипит по стеклу…»