Кольцов покрыл трехэтажным матом таксистов, ночь, свою незавидную судьбу, Зайцева и даже погоду. Он запустил двигатель, резко развернулся посреди улицы и на предельной скорости погнал машину в сторону аэропорта.

Место стычки он отыскал без труда. На обочине возвышался огромный щит с рекламой какой-то турецкой авиакомпании. Кольцов достал из багажника мощный туристский фонарь на шести батарейках, засветил его и почти сразу нашел на мокрой обочине следы протекторов и отпечатки ботинок. Начало поисков было успешным, и он наполовину поверил в удачу. Водя фонариком из стороны в сторону, он шел по хорошо заметному следу, который был обозначен спутанными, вырванными с корнем прядями жухлой травы и плоскими ошметками грязи, летевшей с подошв. На пятой минуте поисков он увидел в траве свой кожаный бумажник, на котором поблескивали капли дождя. Он жадно схватил свое потерянное сокровище, открыл его и заглянул вовнутрь.

И деньги, и документы были на месте. Они даже не успели как следует намокнуть. Кольцов снова выругался, но на этот раз в его голосе звучала неподдельная радость.

Облегчение было так велико, что он не обратил внимания на рокот двигателя и шорох шин затормозившей неподалеку машины. Только прозвучавший над самым ухом голос заставил его вздрогнуть и вернуться к действительности.

– Попался, гадюка, – сказал голос, и на затылок Кольцова со страшной силой обрушилось мокрое железо.

Монтировка, которой Копылов ударил Кольцова, была тяжелее той, которой Зайцев обрабатывал Турусова, да и удар пришелся не по спине, а по основанию черепа. После первого удара Кольцов сразу же потерял сознание, а между третьим и четвертым умер, так и не успев по-настоящему испугаться или хотя бы сообразить, что произошло.

Сообщение о его смерти прозвучало в утреннем выпуске телевизионных новостей, начисто отбив аппетит Николаю Зайцеву, который только что сел завтракать. Зайцев перевернул чашку с кофе и так запустил бутербродом в стену, что на обоях навсегда остался жирный отпечаток, похожий на кляксу.

Через полчаса Зайцев уже был у себя в гараже, а ближе к полудню в сторону аэропорта Быково двинулась колонна разномастных автомобилей, в которой было не менее двух десятков машин;

Юрий Филатов открыл глаза и первым делом взял с тумбочки часы. В комнате было еще темно, и светящиеся стрелки стареньких “командирских" поделили циферблат ровно пополам, вытянувшись в одну вертикальную линию. Было ровно шесть утра, и Юрий невольно подумал, сколько еще лет он будет просыпаться ровно в шесть, не прибегая к помощи будильника.

Никакой причины вскакивать с постели в такую рань у Юрия не было. Он не рисковал опоздать на работу, его не ждали никакие неотложные дела. Его вообще никто и нигде не ждал, и в этот глухой предрассветный час, когда семьдесят процентов москвичей, ворча, зевая и потягиваясь, бредут сначала в туалет, а потом на кухню, чтобы привести себя в более или менее осмысленное состояние с помощью лошадиной дозы кофе, старший лейтенант запаса Юрий Филатов вдруг ощутил себя никчемным и жалким, как валяющийся на обочине шоссейной дороги пустой пакетик из-под картофельных чипсов. Он потратил несколько секунд на обдумывание этого сравнения, после чего резко отбросил одеяло и спустил босые ноги на ледяной дощатый пол.

Было двенадцатое октября, и до официального начала отопительного сезона оставалось три дня. В течение последнего месяца большинство московских квартир медленно, но верно превращались в подобия сырых и промозглых бетонных склепов, обитатели которых не расставались с теплыми свитерами и клетчатыми шерстяными пледами. Почти во всех кухнях круглосуточно горел газ, в гостиных и спальнях отчаянно воняло паленым и вялым теплом электрообогревателей всех мыслимых типов и конструкций. Был разгар межсезонья – время, когда хозяйки проклинают коммунальные службы и рьяно утепляют окна, когда сырые холодные простыни напрочь отбивают всякую охоту заниматься сексом, а потребление спиртных напитков на душу населения возрастает в геометрической прогрессии. Нет ничего хуже, чем искать работу в такую погоду, понял Юрий Филатов и решительно встал, окончательно отбросив в сторону одеяло.