– Откуда молоко? – спросила она.

Хилая, сгорбленная спина вздрогнула. Бет не стал оборачиваться для ответа:

– У соседей…, – трудно просипел он. – Коза есть…

Алиса представила себе, как он в ночь крадётся в соседский двор и, обнаружив там животину, душит её и рвёт горло. Если осталось так же, как от крысы, то любой здравомыслящий хозяин сразу побежит не в полицию, а к ближайшему священнику. А с отцом Владимиром разговор уже был и продолжения ей не хотелось.

– Наелся? – досадливо сплюнула она.

– Подоил, – угрюмо бросил через плечо Данила.

И Алиса растерялась:

– Не задавил?

– Зачем? Ты же сказала, что жратву принесёшь.

Минуту постояв молча, она сказала в сгорбленную спину:

– Извини. Сегодня неудачный день, – и ушла в комнату.

Разделась, скинув окровавленный и порванный подрясник, взяла из рюкзака спрей – залила раны тонким слоем искусственной кожи, тут же застывшей изолирующей плёнкой, под которой лучше шло заживление. Села на своё место, скукожилась от холода, накрылась уголком спальника и прислушалась к тихому шебуршению Даниила на кухне. Когда шаги приблизились к двери, она замерла в тревожном ожидании. Но, спустя миг, человечья тень шатнулась в комнату, и в дверном проёме появилась фигура «бета».

– Чай? Мёд? – хмуро спросил он, в руках держа по чашке.

Алиса кивнула. Бет вошёл, сел на своём месте и по полу протянул к ней её чашку.

Пили молча. Чай, – индийский чёрный, старый до того, что стал мелкой пылью, – Данила заварил крепким, едва терпимым. Но мёд скрадывал убийственную горечь. Алиса пила и чувствовала, что внутри в желудке словно сворачивается тёплая ящерица, и тихонько шевелит лапками, устраиваясь. И, пугаясь её, разбегаются холодные жучки, потрескивая вздрагивающими крылышками под жёсткими покровами спинок. Алиса вздохнула удовлетворённо и откинулась на подушку:

– Я – спать. Ложись подальше от окон – день опять будет жарким.

Данила задумчиво кивнул, рассматривая изувеченный ударами ножей косяк прямо перед собой. Алиса нахмурилась и, отставив чашку, коротко поблагодарила:

– За чай – спасибо.

В ответ бет меланхолично пожал плечами и внезапно спросил:

– Кто ты?

Только теперь она вспомнила, что знакомство у них получилось односторонним, и назвалась.

Данила впервые посмотрел на неё прямо – уставшие, блёклые глаза в обводе тёмных ввалившихся кругов глядели уже не запуганно, но явно измученно. Он медленно покачал головой:

– Кто ты. Кто я. Что происходит.

Алиса помолчала, прежде чем спросить.

– Ты не помнишь ничего?

Разглядывая свои ладони – морщинистые, шершавые, широкие, но тощие настолько, что проглядывали все кости и вены змеились поверх трубками, – он отозвался:

– Детство немного. А потом – куски. Бег. Суета. Времени мало. Бег. Смерти вокруг. Пыль. Усталость. В небе – звёзды. Горизонт рванный. Бег. Надо успевать, но не получается.

Алиса долго молчала, глядя на то, как пятнает золотистыми мелкими бликами подоконники – словно новенькие копейки разбросало – сгребай, да в кошелёк! Только не нужны никому, лишь утяжеляют карман в то время, когда цена хлебной горбушки измеряется для многих в рабочих днях.

– Я – альфа-йах. Ты – бета-йах, – она помолчала и закончила: – А попросту – вампиры.

Данила сцепил руки. Горькая усмешка перечеркнула лицо:

– Я догадался. Запах крови… Он сладкий. От него – дуреешь. Потом не помнишь. Только пить, пить. Жажда всегда. Я догадался. Значит, вампиры…

Он закрыл глаза – вокруг стиснутых век задрожали мелкие морщины.

Плотнее закутавшись в спальник, Алиса продолжила:

– Йахас – это вроде как магический вирус. Передаётся с укусом, если жертва остаётся в живых, или с кровью. Ну, как СПИД или грипп. Только ведёт не к смерти, а к жизни вечной для тела. Душа умирает сразу, как вирус входит в силу и заставляет пить кровь и убивать. Потому мы – потерянны для бога.