– Изначально это был торговый пост между шведами и нами. За десятилетия он окреп и стал источником обогащения для высшего сословия. Но после последней войны граница отодвинулась и было решено создать на месте поста ярмарку, с особыми правами для шведов.

Про себя я каждый раз поправляю кучера – не привык ещё к распространённому среди русских имени для свеев.

– Удобство расположения и налаженные торговые отношения предрекли Усть-Ижорскому торжищу развитие. Сейчас там много всего, помимо каменных палат и торговых площадей. Сами увидите, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Довольные, мы переглянулись, а Иван закрыл окошко. Хитро глянул на нас и говорит:

– Главное на ярмарке что?

– Ткани? – тут же отозвалась Марина.

– Бани! – парировал Иван. – А при них для отдыха купцов, что нужно?

Я наморщил лоб и отвечаю:

– Гостиный двор?

– Это да, а ещё?

– Конюшня? – склонила голову набок Катерина.

– Обязательно, но что ещё?

– Веники! – догадалась Марина.

Иван взялся за лицо и покачал головой.

– Публичный дом же, вы чего?

Я нервно рассмеялся и говорю:

– Это для тебя очевидно, а нам нет.

– Ладно, – махнул он рукой, – в общем, я туда пойду.

Повисла немая тишина, а брат спешит пояснить:

– Да не за этим, вы чего?! Нужно разведать там всё и, возможно, обзавестись полезными знакомствами. Считаю, что дома терпимости – это главная спальня, а с женой вторая.

Рассмеявшись, я посмотрел в окно – тракт обжит, скоро уже Санкт-Питербург, но мы его объедем.

– Ты, брат, не забыл, что рядом твоя женщина?

– Ну, ко мне-то это не относится, я скорее хозяин дома, чем посетитель, – невозмутимо ответил он.

– Это да, – подтвердил я и мы грохнули смеяться.

Экипаж настолько мощный и продуманный, что если выйти на приступок сейчас, то по нему, хватаясь за удобные поручни, можно на сиденье к кучеру перебраться. Что я и сделал, чтобы выкурить трубочку.

Поделился табачком, снова удивив не одарённого огоньком из пальца.

– Благодарю, господин, – он с удовольствием втянул ядовитый дым, подержал немного в себе и с оттягом выдохнул. – Хороший табак, я больше самосад курю.

– Так, наверное, от сорта зависит? Может если такой же посадить, то получится свой?

– Ещё от земель зависит, господин. Даже бывает, что на одном холме склон от склона отличается, на одном поле угол от уголка. Заморский табачок всяко лучше нашего.

– А ты потом принеси щепотку своего, на пробу.

– Ой, чего его экономить, могу и мешок принести, – хрипло рассмеялся кучер, весело глянув.

У меня самого запершило в горле, как бывает когда кто-то прочистит горло или начинаешь тоже растягивать рот, если видишь что кто-то зевает. Склонившись над дорогой, я сплюнул в глинистую пыль.

– Тогда давай обмен сделаем – я тебе мешок заморского, а ты мне самосада?

– Так неравноценный обмен будет, молодой господин.

– Считай это моей прихотью.

– Ну, как в народе говорят, дают – бери, а бьют – беги. Так что идёт, – улыбнулся мой первый наёмный работник.

Я протянул руку, показывая, что не гнушаюсь пожать. Кучер, покачав головой, принял рукопожатие.

– Простите за вольность, господин, но вы очень необычный дворянин.

Я сделал пару затяжек, озирая пышные островки деревьев посреди полей, да и саму гладь житницы.

– Пока ещё почётный гражданин. Но это частности, а в целом что, плохой?

Кучер с лёгким испугом посмотрел на меня. Потом, не отыскав следов гнева, заговорил:

– Нет, конечно, господин Игорь. Я за жизнь много кому послужить успел. Все разные, но либо холодные, либо брезгливые по отношению ко мне. Первые словно бы видели на моём месте не живое существо, а некий агрегат, приспособу, что управляет каретой или бричкой. Вторые отпускали ругательства вперемешку с приказами, насмехались. Я привык и к тем, и к другим. Но вы и ваши спутники почему-то другие.