Она похолодела:

– Почему нет?

– Когда подрастут, этой крепости уже не… Кстати, княгиня, если бы ты видела столько укреплений, как я, удивилась бы, как люди думают одинаково во всех краях света! А крепости древлян вовсе как доски в заборе. Хошь, я расскажу, где тут склады с оружием, где кузница, где хранятся запасы муки на случай осады, укажу даже потайной ход, что выводит во-о-он в тот овраг, сейчас не видно за лесом!

Она похолодела. Ингвар знает чересчур много. Пальцы стиснулись вокруг рукояти кинжала. А он словно прочитал ее мысли, голос стал предостерегающим:

– Про этот потайной ход уже знают мои дружинники. Я его велел завалить, а еще и поставил охрану.

– Это ты называешь прибыть с миром?

– Это так, на всякий случай. Вдруг вы откажетесь от мира.

– Мир… на каких условиях?

Голос Ингвара стал неожиданно серьезен:

– На условиях выживания всех. Время мелких племен кончилось. На Востоке они давно слились в огромные государства, ты даже представить не можешь, как давно. И я, честно говоря, не могу, хотя Олег пытался мне вдолбить в голову. На Западе – недавно, но уже и Восток, и Запад теснят наши карликовые княжества, коим несть числа, захватывают, стирают с лица земли, забирают земли, а народ изгоняют или порабощают. Наш князь никого не порабощает, ничьи земли не забирает. Все остается по-прежнему, только отныне все мелкие племена входят в государство, названное Новой Русью. Платят налоги, по велению князя выставляют войско.

– И для этого надо брать крепости приступом, убивать князей и старейшин?

– Разве были убиты князья кривичей, полян, рашкинцев? Но мы не могли оставлять у себя в тылу непокорных князей. Им только дай ударить в спину! Жизнь кровава, но не в племенах, какие встали под руку Олега…

– Были покорены.

– Пусть были покорены. Но прекратились распри, драки, даже исчезли такие зверские обычаи, как умыкание невест…

Она нахмурилась: умыкание невест осталось только в древлянских племенах. Поляне парувались по согласию родителей, у тиверцев за невесту давали выкуп, только древляне держались старого Покона.

– Ты не знаешь наших обычаев. Возможно, нашим женщинам это нравится.

– Так ли?

В голосе Ингвара был яд. Сердясь на себя, чувствуя неправоту, она сказала с вызовом:

– Да. Ты не знаешь женщин.

– Так ли? Я знал их сотни.

– Девок, но не настоящих.

В голосе Ингвара насмешка перешла в недоверие, сомнение:

– Не знаю. Является чужой, хватает тебя без твоего согласия… вовсе в темноте… накидывает мешок на голову или бросает поперек седла и увозит в чужое племя. И там ты вынуждена жить с ним, ибо даже не знаешь обратно дороги!

Она возразила, хватаясь за последний довод, стараясь, чтобы голос звучал непреклонно:

– Чтобы это понять, надо быть женщиной!

Она чувствовала его вражду, раздражение. Да, она воспользовалась нечестным приемом. И оба это понимали. Дыхание его приблизилось, внезапно сильные руки схватили ее, она увидела в лунном свете его хищное лицо. Выступающие высокие и мощные скулы, тяжелые надбровные дуги, злые глаза.

Его губы приблизились, она ударилась о его твердую грудь. Вскрикнуть не успела, его рот накрыл ее губы. Его губы были твердыми, грубыми, хищными. Он старается унизить ее, поняла она в страхе, оскорбить, втоптать в грязь, потому что иначе не одержать верх, а для мужчины не быть униженным женщиной важнее, чем победить в бою.

Ингвар в самом деле хотел унизить. Раз уж защищает такие обычаи, то испытай их на своей шкуре. Тем более от проклятого киевского воеводы, самого ненавистного для древлян. Но едва грубо впился в ее нежные губы, едва сжал так, что услышал хруст нежных косточек или хрящиков, как странная волна окатила с головой, затопила, даже пол под ним качнулся, будто внизу уже били тараном.