Вообще, на последнем звонке всегда слезы ручьем. У всех. У выпускников, родителей, учителей, и даже у нас, кто пока сидит на празднике – гостями. Они кажутся такими хорошими – эти ребята, с которыми мы и ссорились когда-то, и даже дрались. Теперь они представляются нам неповторимыми – таких никогда больше не будет. Как Алиса пела на школьных вечерах, какие стенгазеты рисовал Ромка, как гордились мы победами Бориса на всяких спортивных соревнованиях. Но они уходят навсегда – и нам их тоже жалко. Больше никогда и нигде не попробуют они такого рассольника, как в нашей школьной столовой. И не услышат, как наша дорогая Наталья Николаевна ехидно говорит, когда кто-то пытается чего-то промямлить про Достоевского:
– Ну-ну… под бодрое мычание….
Даже сегодня, когда на улице совсем уже светопреставление, и дождь хлещет в окна так неистово, что по ним бегут потоки – у нас тепло, и бесчисленные цветы в горшках, которые разводит учительница биологии Татьяна Васильевна вместе со своим «шестым А», заслоняют окна зелёной стеной, своим видом напоминая, что наступит когда-то же лето.
Я сижу на третьей парте у окна, и это отличное место. Во-первых, если будет все-таки холодно, можно снять туфли и засунуть ноги под батарею. Во-вторых, когда тема урока не увлекает, можно смотреть на лес, горы и синеющую вдали Волгу. Рядом плотина, и река тут не замерзает даже зимой.
Правда, впереди сидит Ленка – главная ложка дёгтя в нашем классе. У неё всегда были короткие волосы, а теперь она решила отращивать длинные. И теперь сидит, закинув голову, чтобы показать всем, что её мышиного цвета волосы уже ложатся на спину.
Когда-то мы с Ленкой были отличницами. Но эта девушка, помимо вечного соревнования со мной в учёбе, хотела ещё показать, кто в доме хозяин. Помню, нас распределяли – кто какой язык будет учить. Ленка уже занималась английским в каком-то лингвистическом клубе и надеялась блеснуть, обойти меня вчистую.
А я выбрала французский. Потому что в отличие от Гришки была «всеядна», по выражению мамы. Мне нравились книги Дюма. И неподражаемые французские комедии, да и сам язык казался изысканнее английского «бульканья»
– Я думала, ты настоящая отличница – честная. И выберешь самое трудное. А ты пошла лёгким путём! – с презрением сказала мне эта дура.
Честно, я даже не нашлась, что ей ответить. А если б я решила учить китайский с его иероглифами? Труднее бы она сочла его или легче?
Вместе с Ленкой сидит Сашка Червяков, Червяк. Я об этой парочке рассказываю просто потому, что они сейчас у меня перед глазами. На самом деле они вовсе не пара, и Сашка очень хотел бы стать парой мне.
Он такой высокий, у него такие мускулы… однажды, на уроке рисования он у нас даже работал натурщиком. Но говорить с ним совершенно не о чем. «Как дела? Я хочу, чтобы у нас были с тобой отношения» – пишет он по вечерам мне Вконтакте. Я не могу себе представить, какие у нас с ним могут быть отношения. По-моему, он сразу полезет целоваться… А представить себя целующимся с Червяком… бр-р… Фигура у его ничего, но морда лица, простите, как топором вырубленная. И ни следа интеллекта в глазах.
Червяк давно бы хотел сидеть со мной, но я своего Киселёва никому не отдам. Мы с ним за одной партой не первый год, и лучшего соседа я никому не пожелаю. Мишка Киселёв маленький, мне ниже плеча, чёрненький, и если давать клички, то его не Киселём надо было бы прозвать – по фамилии, а Галчонком.
Мой любимый предмет – литература – ему не дается абсолютно. Вот не умеет он писать сочинений – и всё. Зато я в отведённое время с лёгкостью могу написать два. И Мишка, благодарно поскуливая, переписывает с листочка подсунутый ему текст себе в тетрадь особым крупным почерком, чтобы буквы занимали почти всю линейку, и сочинение подлиннее вышло.