истолкование есть сверхинтерпретация, ибо оно переступает границы того, что «тут написано». М.Хайдеггер

Реализовать субъект может только ту часть самого себя, которую, то, что существующее вне него способно принять и преобразовать в свое. Точно также, как и субъект может взять из существующего только ту его часть, которая соответствует его состоянию здесь и сейчас. Все остальное остается невостребованным. Причем у субъекта можно «взять» только то, что преобразовано им самим в нем самом и что стало им самим, утратив то состояние, в котором оно находилось до своего потребления.

Это относится и к принятому субъектом решению, которое так и становится показателем того, что и как субъект воспринял и преобразовал. Оно лишь демонстрирует факт реагирования на полученное и начавшийся процесс его преобразования, а параметры этого решения (значимость, масштаб преобразований, оценка субъекта и т.п.) указывают лишь на значимость поступившего, а не на обязательность преобразования поступившего в решение. Причем затраты энергии необходимые субъекту для размещения своего решения в пространстве коммуникации, заимствованы из процесса преобразования поступающих сведений, что обрекает такое преобразование на неполноту и односторонность.

…

Принято считать, что в основе интерпретации лежат -

принцип ситуационной зависимости – интерпретация производит информацию только «здесь и сейчас» для «здесь и сейчас»;

принцип идентичности – под интерпретацию подпадает только «узнанные» данные;

принцип неопределенности информации – чем более определеннее а. данные, использованные для интерпретации; б. контекст, управляющий интерпретацией; в. избранный и примененный алгоритм интерпретации, тем более неопределенной будет произведенная информация – парадокс неопределенности информации.

интерпретаторы понимают значение текста лишь в той мере, в какой им удается постичь, почему автор чувствовал себя вправе высказывать (в качестве истинных) определенные утверждения, признавать (в качестве правильных) определенные ценности и нормы, выражать (в качестве правдивых) определенные переживания, либо приписывать их другим. Интерпретаторы должны прояснить тот контекст, который автор, по-видимому, предполагал, как общеизвестный, для современной ему публики, коль скоро теперешние трудности с этим текстом не проявлялись во времена его написания, во всяком случае с такой настойчивостью. Этот образ действий основывается на обнаруживаемой во всех высказываниях имманентной рациональности, с которой интерпретаторы считаются, поскольку они приписывают эти высказывания субъекту, чья вменяемость до поры до времени не вызывает у них сомнений. Интерпретаторы не могут понять семантическое содержание текста, если для них самих те основания, которые в исходной ситуации сумел бы, в случае необходимости, привести автор, не обретают наглядности. Ю.Хабермас

…

Никто не заставляет субъекта заниматься интерпретацией неопределенности. Это у него получается само собой. Причем все воспринимаемое практически сразу подвергается интерпретации, а достигнутые результаты становятся основанием для выводов, решений и действий. Не прошедшие интерпретацию сведения остаются, так сказать, в «подвешенном состоянии», и рано или поздно вступают в противоречие, начинают сами себя опровергать, отрицать и, в конечном итоге, будут отброшены. При этом интерпретация «считает» своей главной задачей – восстановление определенности через устранение неопределенности. И не важно осознает это субъект или нет. Он стремится к определенности, как условию принятия решения, будучи убежденным – любая неопределенность может быть и должна быть устранена, как будто «осознает», что то, что неопределённо в одном пространстве – может быть вполне определённым в пространстве другом.