В ста семнадцати метрах высилась еще одна подобная гора – также из искореженной и будто стащенной сюда техники. Металлические плиты напольного покрытия местами содраны, согнуты, обнажая бетон и камень.

Чуть сместившись, я глянул в центр колоссального ангара, что по моим оценкам был не менее километра в поперечнике. В центре, где к потолку поднимались целехонькие стальные колонны, от которых отходили арочные пролеты, кто-то тоже постарался, очистив пол от нагромождений запаркованной техники. Там по большей части явно парковались пассажирские длиннющие колбасы, каждая на сотню гоблинских рыл – теперь ясно, на чем радостных гоблинов-переселенцев возили по стальным коридорам обманчиво радушного мира. Сейчас все электрокары были отброшены, собраны в три металлических холма, что встали не абы как, а по краям здоровенного углубления, до краев заполненного водой.

Вот оно… теперь картинка сложилась…

Именно в центре, между колоннами, что поддерживали своды, тому, кто с легкостью отшвыривал многотонные машины, удалось вскрыть напольные плиты в достаточном количестве, а затем выбить из-под них бетон, чтобы начала поступать вода и образовалось озеро шириной в тридцать с чем-то метров. Глубина неизвестна, но вряд ли она важна, главное – наличие воды.

Почему?

Потому что те три холма вокруг озерца и еще один, что гораздо ближе к нам, радостно светятся достаточно большим количеством желтых тусклых огоньков, хотя среди них встречаются очаги света чуть ярче. Холмы обитаемы – как и ангар.

– У здешних холмов есть глаза, – произнес Каппа, успевший занять позицию на капоте мертвого бульдозера с эмблемой Атолла Жизни во весь корпус.

– Там!

Возбуждения в голосе Ссаки было столько, что я не стал презрительно морщить жопу и сразу же глянул в предложенном направлении. Увидел нечто не вписывающееся – или слишком хорошо вписывающееся? – сделал увеличение и… шатнулся вперед, падая с плиты.

– Я увидела! – с надеждой выдохнула наемница. – Я!

– Ссака со мной, – уже в движении приказал я. – Остальным ждать. Наблюдай, Каппа.

– Есть! – мечник не смог скрыть звучащего в голосе разочарования.

Двигаться скрытно в этом месте было легко – укрытий хватало. Прежде чем выбрать подходящее место для будущего озера, неизвестные твари успели пошариться по всей территории утопающего в сумраке ангара, изгибая или вырывая плиты, сдвигая и сгребая технику. Укрытий до жопы. Главное – двигаться в ровном мягком ритме и заранее просчитывать маршрут так, чтобы все время находиться под защитой того или иного укрытия. Мы быстро удалялись от входа в Сумрачную Территорию, но противоположная стена приближалась куда медленнее – сказывались размеры этой рукотворной каверны.

– Лид?

Правильно поняв вопрос, я остановился рядом с поставленным дыбом смятым электротягачом и, оценив расстояние до вершины холма, принял решение:

– Лезем оба. Кресты не трогаем. Не высовываемся.

– Лишь бы все это дерьмо не придавило нам жопы, – пробухтела Ссака, проворно взбираясь по боку во многих местах пробитой цистерны еще одного тягача.

Я двигался по соседней «опоре». Через минуту мы оказались у самого верха, где и замерли, скрывшись в решетчатой тени под изогнутой фермой мертвого крана. На вершину стального холма из хлама будто бейсболка был нахлобучен кузов многотонного грузовика. Получилась относительно ровная монолитная площадка, на которой и находились привлекшие наше внимание объекты.

Семь крестов, три из них заняты распятыми гоблинами. Один сдох, распух и влажно шипит дохлой жопой, испуская из себя трупные воды. На еще одном кресте голая скальпированная девка со срезанными сиськами и утыканным сварочными электродами животом. Эти электроды в каждом из обитателей крестов, но в девке их раз в десять больше. Похоже, кто-то тайно выражал своих похотливые мечтания. Уронив покрытую запекшейся кровью голову, девка подергивается, явно собираясь скоро присоединиться к коллективу жопного хорового пения. И третий крест… на нем обладатель таких же украшений, лишенный скальпа, члена и яиц мускулистый крепыш с обожженным снизу лицом – походу, ему сжигали бороду, чьи жалкие остатки еще видны на щеках. Крепыш, уставившись в никуда, пребывал в говорливом бреду, явно споря с кем-то невидимым, но уже пришедшим по его душу: