– У меня настроено на сорок третьем канале, – запоздало сообщил Андрей.

«Гад» пожал плечами, он и без советчиков разобрался.

Миновала минута молчания, лишь развязная немецкая речь пробивалась сквозь шипящий фон. Кино пошло.

– А-а, помню эти короткометражки, – сказал зритель непонятно кому. – Люблю, кстати, короткометражки, чтобы перевод был не нужен… – Он ослабил галстук, потянулся и закинул руки за голову.

Второй зритель – тот, который не интересовался происходящим на экране, – не услышал эту безадресную реплику. Его потихоньку раскачивало, пока еще мелко и нечасто, но сдержаться было невозможно. Он больше не мог – ТАК. Зачем Саша пришел?

– Убери, а то замусорится, – голос еле слушался, потому что колебался вместе с телом.

– Что? – развернулся Саша.

Андрей кивком указал на стол:

– Тут крошки валяются, а ты просто так его бросил. Испортится ведь.

– Ты о чем?

Друг-офицер якобы не понял. Но по его раскрасневшейся харе ясно читалось – все-все понимает. От чего раскраснелась его харя – от вина, от тепла, от любимых короткометражек? Может, от предвкушения чего-то особенного, что предстоит испытать ему в этой квартире?

– Убери пистолет, – жалко попросил Андрей, – ну чего ты, в самом деле…

Тогда Саша резко привстал и нажал на «паузу». Изображение замерло, экран разрезало дрожащей полосой. Изящная женская рука остановилась на пути к чьей-то ширинке.

– Покажи-ка мне язык.

– Чего? – удивился Андрей, даже колебательные движения своего корпуса прервал от неожиданности.

– Ну, язычок высуни наружу.

– Зачем?

Саша молчал, ничего не объясняя. Он шумно дышал: распространял в замкнутом объеме здоровые алкогольные ароматы. У него был тренированный желудок настоящего офицера, которому нипочем адская смесь спирта и портвейна. Хорошо хоть не курил – вообще не курил, не имел такой привычки, ибо это было вредно для здоровья. Он дышал и неподвижно смотрел – все тем же странным пустым взглядом. Странным и страшным… Он ждал. Андрей, остро чувствуя нелепость ситуации, приоткрыл рот.

– Где язычок-то? Покажи, не стесняйся.

Андрей покорно перестал стесняться.

– Во! Другое дело. Надо же, какой он у тебя…

– Что, белым налетом обложен?

– Нет, я думал, у тебя длинный, а он вроде бы нормальный. Смешно.

Вернулось каменное молчание. И взгляд, этот страшный взгляд… Почему Саша так смотрит? Хотелось убежать и спрятаться, в туалет, в ванную, куда угодно, хотелось немедленно что-нибудь сделать. Беспомощное желание «что-нибудь сделать» расползлось по всему телу дрожащими сгустками, как свалявшиеся комки ваты в старом матраце. Потому что пришло понимание. «У него глаза убийцы», – понял Андрей. Вот что означает пустота. Пустота – от скуки и привычки. От привычки…

– Почему ты на меня так смотришь? – вырвалось случайно.

Саша сморгнул, дернул щекой. И что-то человеческое проступило в камне.

– Прости, Андрюха, – потер собеседник виски. – Устал я от всего этого.

Отвернулся, встал, снял кассету с «паузы», сел. Вновь его интересовал только разогревающий мужскую кровь видеоряд. Юные героини экрана, хохоча и дурачась, измеряли портновским метром чьи-то внушающие уважение гениталии… «От всего этого», – мысленно повторил Андрей. Сильная была фраза. От чего Саша устал – от того, что совершил, или от того, что еще предстоит ему совершить? «У тебя слишком длинный язык» – классическое предисловие, как в кино. Приговор… Что за червь прогрыз заспиртованные мозги этого параноика, что за идея-фикс свела его с ума? Неужели он явился… трудно такое выговаривается…

За что? Неужели он хочет…

Без сомнения – хочет. «Глаза убийцы». Заставил вымыть бутылку, чтобы отпечатков пальцев после себя не оставить, явился в гости с пистолетом, который чуть ли не на боевом взводе был. Ожидал засаду? Но сразу не выстрелил, решил разобраться. Решил продлить удовольствие… «Макаров» все так же чернел на белой клеенке – рядом с мясистой рукой владельца. Убирать этот предмет явно никто не собирался. Дело оставалось за малым. Вставить магазин на место, снять курок с предохранителя, передернуть затвор… Нет!