Иеремия Бентам был ярым критиком политического государственного устройства, однако он едва ли симпатизировал радикальным и революционным движениям того времени. Лозунги французских и американских революционеров вызывали у него презрение. «Естественные права – это нонсенс, – говорил этот исследователь, – естественные и неотъемлемые права – это риторическая нелепость, „нонсенс на ходулях“»[19]. Когда радикальные философы, вроде Томаса Пейна, обращались к подобным идеям, они делали такую же ошибку, как монархи или религиозные лидеры, приписывающие ответственность за свои действия божественной или какой-либо магической силе. И первые, и вторые говорили о чем-то, что не существует в реальности, считал Бентам.

Альтернативой, предлагаемой им, являлось создание системы принятия политических и правовых решений на основе полученных данных. Бентама можно назвать изобретателем современной «политики, основанной на фактах», при которой правительство в своих действиях должно руководствоваться не моральными или идеологическими принципами, а лишь фактами и цифрами. Когда политику оценивают по ее измеримым результатам или обсуждают ее эффективность, прибегая к анализу затрат и прибыли, тут можно смело говорить о влиянии теорий Бентама.

Великие достижения естественных наук, считал он, появлялись из возможности избегать бессмысленного использования языка. Политика и право должны были усвоить этот урок. По мнению Бентама, каждое существительное соотносится либо с чем-то реальным, либо с чем-то фиктивным, но мы зачастую не видим разницы. Такие понятия, как доброта, долг, существование, разум, правильный, неверный, полномочия или причина, что-то значат для нас, и они возобладали в философском дискурсе. Однако, как говорил Бентам, эти слова на самом деле не соотносятся ни с каким реальным предметом. «Чем абстрактнее понятие, – утверждал он, – тем проще с помощью него вводить в заблуждение»[20]. Он утверждал, что иногда мы принимаем подобные абстрактные сущности за нечто реальное.

Иначе дело обстоит с языком естественных наук, который построен на отношениях между физическими, существующими вещами, в котором каждое слово соотносится с реальным предметом. Тем не менее как применить данный принцип по отношению к правительству или юридической сфере? Одно дело, когда химик называет особые элементы, другое – когда судья или государственный чиновник должны быть не менее дисциплинированы в использовании слов. И вообще, какие физические осязаемые вещи составляют политику? Если последней не следует заниматься абстрактными понятиями, такими как «справедливость» и «божественное право», то на что ей тогда обратить свой взор?

Ей следует заниматься счастьем, считал Бентам, рассматривая данное понятие как нечто реально существующее. Но каким же образом? Почему счастье реальнее, скажем, чем добродетель? В своем ответе Бентам полагался на следующее натуралистическое суждение: «Природа создала человека зависимым от двух суверенных сил – боли и удовольствия», и это для него являлось фактом [21]. Счастье само по себе может и не быть объективным физическим явлением, но оно представляет собой соединение различных видов удовольствия, носящих четкий физиологический характер.

В отличие от многих других вещей, рождающихся в нашем разуме, счастье возникает благодаря чему-то реальному, объективному. Оно напоминает нам, что мы, в отличие от других животных, – биологические и физические существа, с желаниями и страхами. Мы можем рассматривать счастье с точки зрения науки, что недоступно для нас в случае с другими философскими категориями. И если бы такая наука возникла, считал Бентам, то она предоставила бы государствам совершенно новую базу для выстраивания политики и законов, и таким образом самочувствие человечества улучшилось бы в реалистичном и рациональном смысле.