Угрюмо замолчал, опустив глаза. Капитан же лишь пожал плечами.

– Ошибаетесь, дружище. Это не покровительство. Я, как и вы, исполняю свой долг, но не примешиваю к тому личные счёты. И не ершитесь вы так, в конце концов! Мы с вами, пройдя через порядочную заваруху, всё же успели немного узнать друг друга, и я отлично понимаю, что иголки, которые вы растопорщили, не оружие, а защита. Я не покровительствую. Я помогаю. И не будь даже задания его величества, сделал бы это просто по-дружески.

Щёки маленького докторуса вдруг запылали.

– Как вы можете?

Похоже, у него сел голос.

– Почему вы… Я же грублю вам постоянно, а вы даже не обижаетесь! – выпалил он чуть ли не сквозь слёзы. – Почему?

Капитан снисходительно пожал плечами.

– У меня правило: не задирать новобранцев. Им и без меня достаётся от капралов и лейтенанта. Они воспитывают зуботычинами, я – личным примером. Капралов у вас, как я погляжу, хватает, так что я, со своей стороны, пожалуй, оставлю всё, как есть. Грубите, дружище, я потерплю.

Докторус глубоко вздохнул, поёрзал в седле и… промолчал.

– И потом, – немного мягче добавил капитан, – умейте же иногда быть беспристрастным! Эти почтенные старцы не зря нашивают свои не менее почтенные мантии. Пока вы занимались изучением историй болезни, я ознакомился с их отчётом. И что же! Они остановили распространение болезни почти за двое суток! Отдельно разместили явно болящих, изолировали их семьи и оставили практически под домашним арестом всех, с кем члены этих семей могли общаться ближайшие двадцать дней, ибо…

Докторус потерянно кивнул. Ибо столько в заражённом организме вызревает болезнь, пусть даже ещё не выявленная глазом.

– У стариков богатейший практический опыт, чего у вас пока, простите, маловато. И я уверен: не дай Господь, заявилась бы чума! она не прошла бы дальше Роана. Знаете, почему? Потому что эти, столь неуважаемые вами, может, и заслуженно, личности, умеют отлично действовать вместе. Мы, военные, называем это «работать в команде». Слаженно. Подхватывая здравые идеи. Отметая на время личный гонор. Оставляя склоки на потом, когда пыль от сражения осядет… А вы? Что вы сделаете один?

Молодой человек сердито мотнул головой и процедил сквозь зубы нечто вроде «Вот ещё учитель нашёлся на мою голову…» Вызвав тем самым благодушную улыбку на лице капитана.

И впрямь, было, отчего прийти в хорошее расположение духа.

Чутьё, никогда досель не подводившее, доложило, что серьёзных баталий на горизонте не наблюдается. Так, текущая работёнка, совсем не из тех, где счёт идёт на минуты, а то и на секунды… Расслабляться, конечно, не стоит, пройтись державным взглядом и сравнить отчёты с тем, что сделано на самом деле, надо. Убедиться, подправить по необходимости, оставить контролирующих – и можно ехать. Ибо та же самая интуиция нет-нет, да напоминала, что Жильберту д’Эстре на Бургундской границе могут понадобиться и совет, и хорошая шпага. Во всяком случае, лишними не будут.

…А всё-таки хороший городок – Роан! Чуть постарее столицы, оттого и улочки уже, и дома, каркасные, фахверковые, отмечены временем, однако ухожены, подштукатурены. Сточные канавы упрятаны в решётки, что не в каждом городе встретишь, тротуары чисты… На домах, отмеченных болезнью, развешаны веники душистых трав, а перед дверьми курятся жаровни с дымом, не очень благовонным, но целебным. Но прохожие не шарахаются, а лишь старательно обходят мимо, а кое-кто, обвешанный бусами из зубчиков чеснока, ходит смело.

Жаль, не успеет он перед отъездом заехать в нынешний знаменитый собор, красоты необыкновенной, где похоронено сердце короля-рыцаря Ричарда. Проехаться бы вдоль Сены, глянуть на два новых красивейших моста… И ещё, поговаривают, на Улице Больших Часов починены куранты, ничуть не хуже Эстрейских… После. Всё после. У него ещё будет время.