Всё это было так непохоже на прошлую жизнь, на тяжёлые деревенские утра, когда в отапливаемой лишь кухонной печью комнатушке собиралась за скудной трапезой семья мастера Жана, когда под бдительным присмотром Джованны Марта едва не давилась кашей, а в иное время и сама делилась порцией с братишками – подрастающими, а потому вечно голодными… Когда неизвестно что мог принести очередной день, а завтрашний был ещё страшнее, ибо призрак злой воли барона де Бирса напоминал о себе постоянно, и даже могучие кулаки кузнеца могли оказаться бессильны перед всесильным самодуром…

Марта обвела взглядом мирно беседующую компанию.

Сейчас они закончат – и разойдутся по дневным делам. Обычно они с Доротеей в это время приступали к занятиям в библиотеке. Нынче расписание пересмотрено, и сперва Максимилиан Фуке сделает ей краткий доклад о делах, требующих при рассмотрении в суде её личного участия – ежели таковые к настоящему моменту накопились, затем подаст бумаги, приготовленные на подпись и разъяснит суть каждой, ибо нет ничего хуже, как подмахивать документы, не вникая в содержание. У неё аж ладони взмокли от волнения. Оставалось надеяться, что прошений и приказов будет не слишком много. А в самом конце… герцогиня она или нет? она прикажет… нет, на это у неё ещё пороху не хватит, а вот распорядиться, посоветоваться… Да. Посоветоваться с Максимилианом насчёт того, что можно сделать для жителей Сара. Узнать, как справляется с делами новый управляющий, прибывший из Фуа, всем ли дана работа, готовы ли к зиме крестьянские дома, не появились ли в округе новые шайки. Довольны ли прихожане вновь прибывшими пастырями. Нет ли от кого жалоб. Не досаждают ли соседи-дворяне, потому что осень – пора охот, раньше по скошенным полям частенько проносились кавалькады бесцеремонных баронов и графьёв, пользующихся снисходительностью, а затем и хворым состоянием барона де Бирса. Этак они ещё долго по привычке могут безобразничать да обижать селян, и за девушками охотиться вместо дичи! Пора отваживать.

И многое чего пора. Герцогиня она или нет?

Марта очень старалась, чтобы буковки выходили ровные и округлые, кал-ли-гра-фи-чес-кие, хотя бы вполовину похожие на оставленные рукою мэтра Фуке заметки в справочниках и словарях. У того даже мелкая скоропись выглядела, будто её набирали типографским шриф-том, ну просто чудо-буквы, сиди и любуйся. Вот бы дорасти до такого мастерства! А уж до тётушки Доротеи ей трудиться и трудиться. И то сказать: выучку бывшей Итонской пансионерки не переплюнешь. Науку письма в девиц там вбивали жёстко: за кляксы и помарки лупили розгой по пальцам, сажали в тёмный чулан; ошибки и описки тоже карались. Конечно, девиц благородного и духовного сословия не пороли, дабы не ставить на одну доску с чернью, но вот без обеда и без ужина оставляли часто. Оттого-то, должно быть, почерк у госпожи Смоллет был на редкость красив, об этом даже её подруга, графиня, упоминала.

Где уж Марте!..

Впрочем… Она заулыбалась, кинув взгляд на лист бумаги с поручениями супруга Жильберта д’Эстре ей лично на время его отсутствия. С «домашним заданием», как он сам выразился. Буквы Жиля чрезвычайно походили на него самого: ни одна не стояла в строю ровно, как солдат, все они словно напряглись в ожидании, когда можно, наконец, сорваться и полететь прочь, по делам. Мол, зачитала нас, и хватит, мы тебе больше не нужны, чего выстаивать зря? В отличие от образцовых прописей Доротеи, они были напрочь лишены всяких украшательств – равно как и камзолы того, чья рука их торопливо выводила. Видно было, что кал-ли-гра-фия как таковая герцога заботила в последнюю очередь. Однако и у него, и у Фуке, и у наставницы не проскакивало в письме ни помарки, ни кляксы, а вот у неё…