Надо принять душ. Тошнота всё ещё не отпускает. Приходится сделать ряд упражнений на расслабление и улучшение кровоснабжения. Потихоньку становится лучше.

Остаток вечера проходит по накатанной: приглашение на ужин, равнодушие графа, моё лёгкое возбуждение при виде его жены и зарядка на ночь.

Но день на этом не заканчивается. Час спустя ко мне заявляются ожидаемые гости.

Самое время проверить, что я там сегодня намагичил…

Братья Хатуровы вламываются ко мне без стеснения и сразу прутся к кровати.

Я стою за шторой, наблюдаю, как кабан упирает руки в бока, принимая горделивую хозяйскую позу.

– Ну чё, козёл, уснуть успел? – спрашивает он кучу шмоток под одеялом, сложенных в подобие человеческой фигуры. – Стаскивайте его! – командует братьям.

Ага, щас.

Вылетаю из-за шторы и резко бью Толика ногой в крестец. Он с воем валится ничком на кровать. Да, неприятно. А что делать…

Даже в этом теле я быстрее всех троих, вместе взятых. Заряжаю в ухо не сообразившему отпрыгнуть Петьке – несильно, следы мне не нужны. Он хватается за голову, оседает на пол, тоненько скулит. Поворачиваюсь к третьему.

Этот ситуацию оценил. Бежать не попытался. Явно понял, что смысла нет. Стоит, стиснув зубы, ждёт. Смотрит в упор, это ж надо.

Да не бью я таких мальков, пацан.

– Затихли все! – приказываю вполголоса.

Петька слушается мгновенно. Кабанчику с молчанием трудно, но вой делается глухим – видно, прикусил одеяло, чтобы не орать.

– Теперь слушаем. Вы мне нахрен не нужны, но вдруг я сюда вернусь. Будете такими же ублюдками – увидите не только червяков в тарелках. Мне больше скрывать нечего. А если вдруг…

Несколько уже знакомых пассов, наполнение плетения тьмой – и передо мной встаёт реалистичная иллюзия недавнего рептилоидного кота. Он прямо как настоящий.

– Взять! – командую я. Показуха, конечно, вот только кому об этом известно?

Кот открывает пасть, и оттуда вырывается утробный тихий рык. Волосы на лбу Петьки взлетают и опадают от дыхания зверя. Кот тут же растворяется в воздухе.

Всё длится не больше нескольких секунд – но и этого для меня уже слишком много. Тошнота адская, на лбу выступает испарина, и я прямо чувствую, как по спине катятся крупные капли холодного пота. В меня сейчас плюнь – свалюсь.

Ничего. Уверен, после такой демонстрации пацаны даже взгляд на меня не поднимут, не то что руку. Пусть думают, что раньше я их просто терпел. Скрывал вот силу богатырскую.

Делаю глубокий вдох, унимая тошноту, и добавляю:

– Теперь, если что, будут не только червячки в тарелках, но и всякие твари в кроватях могут оказаться. Ясно? Отвечаем по очереди.

– Ы-ы-ы! – это Толик.

Не везёт сегодня парню. А ведь мог бы ещё утром понять, что мир изменился.

– Ясно, – угрюмо говорит Петька, потирая ухо.

– Я понял, – очень спокойно сообщает Ярик.

– Поздравляю, – киваю я и подхожу к кабанчику. Не глядя протягиваю руку к Петьке. – Дай ремень.

Пацан ворочается на полу, покорно вытягивает из штанов узкий кожаный пояс. А Толик, услышавший щелчок пряжки, затихает совсем и начинает мелко трястись.

Да, тушка ты тупая, вот прямо так, при младших братьях, от ненавистного слабака. А куда деваться? Сладкая месть, угу. Ты ещё и свалился хорошо так, удобно – жопой на край…

Петька подаёт мне ремень.

Не беру. Хватит с кабанчика и испытанного унижения.

– Уймись. Руки об тебя марать неохота, – говорю, слегка пиная его в зад.

Именно Толик проходу Никите не давал, и не в иллюзорных пугалках тут дело. Первым он начал. А братья – за ним.

А ведь не только Никите от него доставалось…

Я словно слышу в голове Танечкины слова: «Дурак противный… проходу мне не даёт…»