Я старалась скромничать, называя это место «домом», но мы жили в огромном особняке, передаваемом из поколения в поколение. Да, кто-то любит чтить традиции. Порой казалось, что в нём могло поместиться еще несколько семей так, чтобы редко сталкиваться друг с другом.

Открываю массивную дверь и вижу перед собой просторный холл, в котором, кажется, все еще царит дух старой Англии. Родители старались сохранить эту атмосферу.

Массивная мебель из темного дерева, картины в изысканных золотых рамах, на которых наши предки взирают с величавым спокойствием и даже фамильный герб над камином в гостиной. Да-да, настолько сильно.

В центре холла стояла мама, беседуя с нашей домоправительницей. Видимо, она вернулась совсем недавно – её медицинская форма всё ещё не сменилась на домашний наряд.

Заметив меня, она сразу завершила разговор. В её глазах мелькнула мягкость, и, тепло улыбнувшись, она направилась ко мне.

– Как прошёл день? Сдала тест? – спросила, приобняв меня за плечи.

Прежде чем она вернула себе привычную маску спокойствия, я уловила в ее глазах едва заметную тень беспокойства. Хотя все в ней – от безупречно ровного голоса до отточенной уверенности в каждом движении – всегда внушало ощущение, что её ничто не способно вывести из равновесия.

– Думаю, да, – я постаралась улыбнуться, скидывая с себя напряжение, – Профессор, к моему удивлению, был сегодня в хорошем настроении. В итоге не стал долго нас мучить и даже отпустил всех с улыбкой, сказав, что мы справились.

Мама кивнула и чуть крепче сжала мои плечи.

– Всё в порядке? – спросила я, вглядываясь в её лицо. – Ты выглядишь… уставшей.

– Да, просто тяжёлый день, – выдохнула она. – Пациенты шли нескончаемым потоком. Мне точно нужна доза качественного сна.

Я слегка нахмурилась, чувствуя, что дело не только в этом. Она выглядела обеспокоенной, хотя и старалась этого не показывать.

Я знала, что работа забирала все ее силы. Маме приходилось часто жертвовать собой, но медицина для нее была смыслом жизни. Вряд ли бы она могла жить без этой динамики и постоянной активности. Трудно представить, что она сидит дома и занимается им, тратит свободное время на шоппинг или перепроверку своих рецептов – она бы, наверное, просто с ума сошла.

Такая женщина, как Ирэн Монкриф, создана для работы и движения.

– Мам… – начала я, но она перебила меня, внезапно улыбнувшись.

– Ты молодец, Эмилия, – сказала она, в её голосе прозвучало тепло. – Я с нетерпением жду того дня, когда мы начнем работать вместе.

Да, это значило для неё больше, чем она готова была признать. Единственный ребёнок в семье Монкриф, последовавший её путём. Этот тайный триумф был написан на ее лице всегда, когда мы обсуждали учебу.

Даже если она старалась не показывать этого слишком явно, боясь задеть чувства папы.

– Мам, ты не представляешь, как я этого жду, – сказала я с легкой улыбкой, потянувшись, разгибая спину, – Хочется уже перейти к практике. Работать с тобой, а не страдать с этими тестами и резать лягушек. Боже, сколько я их разрезала…

Я действительно этого хотела. Хотела быть рядом с ней, учиться у самой лучшей, а не сидеть в кабинетах, изучая теорию, которая кажется мне такой далёкой. Возможно, это покажется ленью, но Ирэн часто брала меня на работу – я знаю, что информации на практике получаешь больше, чем сидя на лекции.

Мама рассмеялась, и её глаза, как обычно, засверкали, будто два ярких изумруда. Завидую белой завистью этой части ее внешности.

– Ах, эта Сью… – она задумалась, улыбаясь, – Ты права, она любила травить студентов, не знала границ. Помню, как однажды на её семинаре один парень не удержался, и его стошнило прямо на её новый пиджак. Она была в ярости! Это было такое зрелище…